Абрек из Мюнхена

Вот, теперь вторая попытка у нас. Только обратно завернули нас не в ту сторону. Стравили нас наши заморские хозяева не с теми. Отвели удар от себя. На рабочих натравили. А я видел этих красных в деле, когда они с нами на баррикадах сражались. Они до последнего будут стоять, не то что эти лавочники из Парижа и Лондона. Нет! Нет! – спохватился Фердинант, косо глянув на Манштайна, спокойно сидевшего в углу, – ты не думай. Я патриот Германии. Только патриот тоже должен головой думать, а не таскать каштаны для чужого дяди. Я пока потолкался по этим митингам, считай, высшее политическое образование бесплатно получил. Ты думаешь, когда война закончится, кто останется в выигрыше?

– Кто?

– Америка! Вся Европа будет лежать в руинах, Россия будут лежать, а они будут доллары подсчитывать.

Манштайн вынужден был задать тот вопрос, который давно вертелся у него на языке.

– Так вы не верите в победу Германии?

– Фу! Ну, слава богу! – с облегчением вздохнул Фердинант. – Наконец, дошло до тебя. А еще Наполеоном увлекался. Пойми, мы уже проиграли войну. Мы проиграли ее в тот день, как пошли на Восток.

– Как?

– А так. Я у Гесса одно время в команде был. Он, как и Бисмарк считал, что нельзя на два фронта воевать. Пока мы сейчас идем на Россию, у нас сзади, за спиной Англия с тесаком стоит. И в тот момент, как только она посчитает, что ее время пришло, она этот нож нам и вонзит по самую рукоятку. А в основном будет шарить по нашим карманам. А еще Наполеоном увлекался. Я сам француженок люблю. Но между любовью, надо иногда подумать и о себе. Мы ведь были злы на одного соседа, а полезли драться с другим. Стравили нас, да еще с мужиком. Ты знаешь, как французы на дуэлях дрались? До первой крови, оцарапают друг друга шпагой и считают, что честь восстановлена. У них никогда смертельных исходов не было. А русские с шести шагов, считай в упор, наповал друг друга из пистолетов валили. Вот и вся разница. Считай, у нас и война с французами как на шпагах была в сороковом году. До первой крови. Один умирает, а другой в это время деньги считает. Ты, если хочешь работать в абвере, должен такие простые истины понимать.

– А с чего вы взяли, что я хочу?

– На тебя характеристику затребовали. Идти то иди, но имей в виду, что сам Канарис и вся его служба, вся верхушка разведки на англичан давно пашут. Ты не смотри, что я тут отираюсь, я кое-что знаю.

– Да! Да! Я слышал, от самого Гесса!

– И не только от него! – похвастался Фердинант. – А тебя я думаю, за твои профранцузские и проанглийские взгляды в абвер тянут. Но, когда туда попадешь, и меня не забудь. А вообще имей в виду, что настоящие хозяева сидят не в Англии, а за океаном. Гесс раньше Канариса это просек. Только у него ничего не склеилось. А может, наоборот, склеилось. Мы ведь с англичанами бомбим только мирное население друг у друга, а заводы не трогаем. Вроде петарды друг другу во двор кидаем. Ох, рвать надо Манштайн с фронта. Пуля ведь дура, она не спрашивает тебя, жаждешь ли ты с нею встречи. Мне плевать, на белых, красных и коричневых. Пусть кому-нибудь другому пудрят мозги.

– А вы не боитесь, что я могу о нашем разговоре доложить? – спросил Манштайн.

– Нет! Ты сам так думаешь! Только вслух не высказываешь мысли Вот и вся между нами разница. А насчет характеристики не беспокойся, я тебя таким арийцем в ней покажу, что тебя в Берлин обратно отзовут. Ты только насчет Наполеона и Нельсона не очень-то языком…

– Это я то языком?

– Ну, не я же!

Так благодаря случайной берлинской связи с Жозефиной и ни к чему не обязывающему запросу от ревнивого старшего офицера абвера, желающему узнать о своем молодом сопернике, в чужой брачной постели, Манштайн попал в полковую разведку на должность писаря.

Говоруна и мирового стратега Кнауса Фердинанта убили в первом бою, за Доном. А когда в1943 году Гитлер расстрелял своего руководителя разведки Канариса, Манштайн понял, что его бывший командир был прав и еще много чего бы ему рассказал, да не успел, хотя один дельный совет дал:

– Хочешь наверх пробиться, докладывай всегда масштабно, не мелочись. Доложил и забыл. Запомни, даже капрал мнит себя стратегом, а что уж тут про офицеров говорить. Глядишь, за умного человека сойдешь. Позовут на рюмку шнапса, послушать, что ты глаголешь. Лычку лишнюю, медальку, а то и крест дадут. Ты правильно начал, ниже Наполеона не опускайся в разговорах. Очерти себе круг: Рузвельт, Сталин, Черчилль, и молоти языком. – Кнаус Фердинат расхохотался. – Эх, жаль мой шеф Гесс улетел в Англию. Разве тут я был бы сейчас. Не на того поставил в свое время. Не везет мне, ни на баб, ни в казино. А ты Манштайн счастливчик, а ну соври мне очередную историю про свои похождения.

– Да, не врал я никогда.

– Ну, ладно будем считать, что тебя на дню двадцать раз звали в нумена, но ты все равно соври. Складно у тебя получается, особенно про Жозефину. Сколько раз, говоришь, ты у нее бывал?

– Раз двадцать!

– Правильно, добавляй каждый раз понемногу. Чувствовать меру, не каждому дано.

– Вы себя имеете в виду? – спросил Манштайн.

– Но! Но! Я был на Монмартре!