Абонент снова в сети

Словесная тирания патологоанатома продолжала терзать меня ещё десять минут. И не было ей конца, не оборви я разговор выдуманным оправданием. Зубцин, видимо ощутив во мне бушующий ураган горьких эмоций, на чьё сдерживание не хватало моих сил, проводил меня до порога, вытирая рукавом серой рубашки заплаканные глаза, и на прощание пожелал терпения и удачи в будущих делах. Наверное, под «делами» он имел в виду попытку по привлечению Виктории и её нового мужа к уголовной ответственности. Видимо мои расспросы натолкнули его на эту мысль.

Я что-то буркнул ему в ответ, спустился на первый этаж и направился в сторону своего «ауди». К этому моменту двор окончательно опустел, если не считать медленно, словно с неохотой, бредущего человека в голубой рубашке с коротким рукавом и в серых брюках, в чьих глубоких карманах скрылись его руки – меня. Но, несмотря на отсутствие людей, я чувствовал на себе скользящий взгляд. Я обернулся, но никого не заметил.

За те десять минут Зубцин поделился со мной своим несчастьем, вынудившим принять дагуневскую взятку. Оказалось, что у него была тридцатилетняя дочь по имени София, проживающая где-то в Горно-Алтайске и занимающая должность турагента в Клубе Путешествий (именно её сына вела в сад Любовь Степановна). Дело было в том, что месяц назад София посетила местного доктора с жалобой на плохое самочувствие: накатывающаяся головная боль, потеря умственной концентрации, частые провалы в памяти и нередко возникающие приступы тошноты. Девушка даже призналась, будто иногда проходя по улице, слышит детский голос, окликающий её. Но никаких детей, разумеется, она не видела.

Поначалу все подозрения Софии сводились к обыкновенному переутомлению на рабочем месте, из-за чего решила взять небольшой отдых. Однако ситуация изменилась лишь в худшую сторону: провалы в памяти усилили свою хватку, а головная боль казалась невыносимой. Именно тогда она и решилась совершить несколько раз откладываемый визит к доктору (хотя, по словам Зубцина инициатива принадлежит её мужу).

Полученный с помощью электроэнцефалограммы результат осмотра шокировал своим кошмарным содержанием: в мозгу Софии обнаружилась злокачественная опухоль, запущенная «отдыхами» и симптомами «белых халатов». Благо её всё ещё можно было удалить операционным путём. Муж Софии, не дождавшийся её согласия, посадил свою жену на ближайший самолётный рейс и вместе с ней полетел в Москву, а пятилетний сын Вадим, не совсем понимающий причины расставания с любимой мамой, и уж тем более не одобряющий таких жизненных перемен, накрылся опекунским крылом бабушки и дедушки.

Уже в Москве её поместили в некую израильскую клинику (единственную в столице), услуги которой довались людям на грани жизни и смерти в обмен на всеми известный мусор (кто бы сомневался). Стоимость лечения Софии не вмещалась в рамки допустимых мерок: двести пятьдесят тысяч рублей! Конечно, таких денег у Зубциных просто не оказалось. Но постепенно угасающая жизнь родной дочери была дороже им любых грязных бумажек, и чтобы сохранить её, Зубциным пришлось пойти на крайние меры: Григорий Анатольевич взял дополнительную работу в морге, часто оставаясь в жутком хранилище смерти целые сутки напролёт. Патологоанатом заменил своей персоной нескольких санитаров и уборщика. Покинутый силами, он без чувств возвращался домой и погружался в сон, лишь дотронувшись до подушки.

Любовь Степановна так же позабыла понятие спокойной и размеренной жизни. Оставив внука под присмотром воспитателя детского сада, она посещала близлежащее кафе, подрабатывая там в качестве кухонного работника: мыла грязную посуду и кухонный инвентарь, а после снимала фартук, брала в руки швабру с моющим средством и приступала к уборке зала, вспоминая молодую себя. Но получаемых за столь рабский труд денег всё равно не хватало для оплаты лечения, что изнеможенные старики попросту потеряли надежду на выздоровление дочери и стали в тайне друг от друга потихоньку прощаться с ней.

А тут недавно произошла трагедия с Романом и судьбоносная встреча с Дагуневским, предложившим ему не малые деньги в обмен на строгое молчание. Конечно, Зубцин прекрасно понимал цену подаваемых купюр – мерзкий, но такой необходимый им дар за не менее мерзкий поступок. Где-то там, за чёртову дюжину километров, за собственную жизнь, пусть и безуспешно, боролся родной сердцу человек – существо, по чьим горячим жилам текла частица своей сущности, являющийся не отдельной частью твоего бытия. Неужели стоит свернуть со светлого и праведного пути, оканчивающегося горьким поражением на извилистую тропу, очерненную грехами «неправедных» ради сохранение родного воплощения жизни? Разве не этим же вопросом задалась супруга всеми забытого Овидия, когда на кон встала жизнь её собственной дочери? «А как же благочестивый обман» – спросил у самого себя Зубцин, смотря на папку с деньгами. Ты творишь зло ради торжества добра.