К девяти часам я прибыл на нужный адрес – улица Шукшина, дом тридцать два. Мне несказанно повезло: несмотря на начало рабочего дня, поток машин на городских улицах оказался гораздо милосерднее ко мне. Конечно, пришлось проторчать несколько минут на светофоре, что, кстати, слегка раздражило мои и без того шальные нервы. Благо в бардачке на чёрный день припаслась пачка «Максима». Сигаретный дым ослабил туго натянутое нитью сознание.
Я припарковал свой автомобиль на стоянку в тени молодых берёз, и не спеша вышел из него, любопытно рассматривая девятиэтажное здание. Сколько окон! Такое большое количество, мягко говоря, потрясло меня, хотя видеть мне приходилось гораздо большие строения. Здесь вроде ничего обычного, но в то же время отчётливо чувствовалось волнение. Нет, уже не волнение. Это настоящая тревога! Все эти окна взирали на меня неумолимо и осуждающе, словно видя во мне будущего преступника. Каждый из них готов был заподозрить меня в ужасном деянии, как ненужный свидетель.
Хей, в чём же дело? Я ведь ничего не сделал. С какой стати я должен беспокоится о несуществующем?
Я засунул руки в карманы брюк и медленно направился вдоль дома, не сводя с него глаз. Где-то там сейчас находится Зубцин Григорий Анатольевич, встреча с которым, наконец, рассеет туман этой тайны. Впервые я встретился с ним в морге, куда привезли тело Романа. Он был невысоким мужчиной, лет пятидесяти с ободком поседевших волос на затылке. Вечно суровое лицо, пронизанное неглубокими морщинками, грозный, наполненный холодной расчётливостью взгляд, квадратный подбородок и веснушки на сверкающем лбу. Этакий предатель Горбачёв, только что поступивший на должность Генерального секретаря ЦК КПСС. Зубцин отличался необычным терпением и хладнокровием, позволившим вскрывать трупы без единого намёка на отвращения, а после отправляться на обед, часто мясной.
Я не представлял, с чего следовало начать разговор. Не ходить вокруг да около, а сразу поведать о цели моего визита? С ходу потребовать результаты вскрытия? Нет. Такого же ответа я добился бы, обратившись самому к себе. Зубцин только недоумевая, посмотрит на меня, будто на страдающего шизофренией, и пройдёт мимо. Но другого подхода я не представлял. Патологоанатом ни за что не станет слушать мою пустую болтовню, торопясь на работу. А если он и вовсе давно покинул свою квартиру, решив пораньше поступить на смену? О таком исходе событий я, конечно, не подумал. Мне попросту не хотелось о нём думать, ведь закрытая дверь, храбро принявшая мои тщетные попытки достучаться до жильцов квартиры, означала крах всего плана, потративший на своё создание всю ночь.
Тут мой взгляд соскользнул с грязно-серых стен на ряд припаркованных автомобилей, принадлежавших видимо местным жильцам. Между чёрной «тойотой» и белым «фольксвагеном» медленно бродил необычно одетый мужчина. Он был наряжен в чёрный как сама ночь костюм-тройку, застёгнутый на все пуговицы. Такого же цвета галстук обвивал его шею, выделяясь на рубашке – единственном белом элементе в одеянии незнакомца. На голове – фетровая шляпа, а на плечах накинут длинный кожаный плащ. Мужчина явно не испытывал дискомфорта от жары.
Я решил подойти к нему, дабы убедиться в своей неправоте насчёт отсутствия Зубцина. Ведь тот мог видеть, как патологоанатом выходил из дома.
– Доброе утро, – поздоровался я с ним, стоящим ко мне спиной.
–
От вида его лица по моей спине невольно пробежал холодок: бледная кожа плотно натянулась на исхудалую физиономию, явив на показ острые скулы. Два чёрных круга, свидетельствовавшие о долгих ночах, проведенных без сна, окаймляли воспаленные с несколькими лопнувшими сосудами запавшие глаза, спрятанные за круглыми линзами очков в стальной оправе. Греческий нос возвышался над плотно сжавшейся полоской рта.
Тонкие губы незнакомца сложились в дружелюбной улыбке, и он спросил:
–
Его голос, в отличие от внешности, звучал добродушно и мягко. В каждом слове чувствовался ласкательно-убаюкивающий поток жизни, свежий, заставлявший разум внимать звучащее добродушие. Но разве могут быть такие различия?
– Нет, со мной всё в порядке, – поспешил ответить я, но незнакомец уже уловил смятение во мне. – Просто…
–
– Кто вы? – против воли вырвалось у меня.