Абандон 2

Одну из палаток я постелил прямо поверх сидений, закрепив между подушками спереди и сзади. Таким образом, боковые окна, и без того наглухо тонированные, и окно багажника оказались закрыты. Щёки сразу перестали гореть.

Второй палаткой я закрыл пространство между передними креслами. После этого на полу пассажирского отсека я постелил спальник. И сам тщательно укрылся третьей палаткой, оставив доступ к системе обдува задних сидений. Оттуда ощутимо веяло холодом — но я был почти уверен, что в своём теперешнем состоянии простуда мне не угрожала. А вот задохнуться я наверняка мог.

— Арти, как ты? — спросила Соня с тревогой.

— Нормально, — ответил я.

— Солнце восходит.

— Я знаю, — ответил я, — чувствую.

И действительно: каким-то образом я знал, что снаружи поселилась смерть. Сердце тоскливо ныло, как будто я теперь неизбежно должен был сгореть.

«И как Патрик с остальными так спокойно ходили днём? Может, под таблетками этого чувства нет?» — подумал я.

Под креслом осталась небольшая щель. Я видел маленький клочок резинового коврика, испачканный местной красноватой грязью. Он был освещён солнечным светом.

Нет, мне не было больно. Глаза не жгло, лицо не пылало. Только тоска на сердце стала почти невыносимой…

— Арти… — снова заговорила Соня, — а тебе… надолго хватит?

— Чего? — в первую секунду я не понял, о чём она.

— Ну… еды.

Только теперь я вспомнил, что кровь вовсе не избавляет меня от обычных человеческих потребностей. Мне нужно пить и есть нормальную еду. И в туалет ходить. А это я совсем не предусмотрел!

— Крови — не знаю, — ответил я, — но, надеюсь, что надолго. Патрик давал мне фляжку, где было её было не так уж много, и рассчитывал, что этого мне хватит на несколько дней. Но знаешь, мне ведь надо есть и пить. Обычно. По-человечески.

— Ох, Арти, передать тебе рацион? — забеспокоилась Соня.

— Нет! — крикнул я, придя в ужас от самой мысли, что она сейчас тронет мои палаточные заграждения.

— А воду?

— Нет! — снова воскликнул я и тут же добавил, уже спокойнее, — нет. Спасибо. Не надо делать ничего, из-за чего можно задеть ограждения. Пожалуйста. Ладно?

— Ладно… — согласилась Соня, — но я бы сама чего-нибудь перекусила. Ты не против?

— Да на здоровье! — с облегчение вздохнул я.

Соня зашуршала коробками рационов.

— Арти… тут какие-то пакеты, — спросила она спустя некоторое время, — консервов нет, горелок нет… как их разогревать-то?

— Посмотри, там должно быть что-то вроде чулка. Туда закладывается пакет с едой и заливается вода. Химикалии нагревают пакет, — понятия не имею, откуда я это знал… неужели у военных эта информация внедрена так глубоко, что передаётся с кровью? Впрочем, почему нет? Еда — эта жизнь.

— Да! — радостно сказала Соня, — вижу! Тут даже инструкция нарисована.

Я промолчал. Через какое-то время в салоне поплыл вкусный запах. Я молчал, сглатывая слюну. Есть хотелось очень сильно. Дотерплю ли я до вечера без еды и питья? Надеюсь. Пока, по крайней мере, я даже думать не смел о том, чтобы каким-то образом их передать.

Наконец, Соня закончила завтракать.

— Арти, я думала, не смогу ничего есть неделю… — сказала она, отпивая воду из бутылки, судя по звуку, — но такой жор напал! Наверно, от стресса… кстати, я сейчас вернусь!

Она открыла дверцу раньше, чем я успел что-то сказать.

Одному в машине стало ещё более неуютно. Теперь я знал, что некому будет поправить палатку, если, скажем, один угол случайно отогнётся…

Соня вернулась через пару минут.

— Арти, мне кажется, эти знаки на стене, — сказала она, — они обновляются периодически. Там, под ними, есть старые надписи.

«Это плохо», — подумал я, но вслух сказал:

— Ничего. Не каждый же день их обновляют?

— Надеюсь, — ответила Соня и зевнула, — Арти, я спать хочу. Дико.

— Только сиденье не раскладывай! — успел сказать я.

— Не буду, — ответила напарница, — не беспокойся. Ты, кстати, сам спать не хочешь? Такие, как ты вроде должны днём спать… нет? Ну, в смысле, в обычном состоянии… то есть, не то, чтобы всегда такие как ты, а когда ты… — она запнулась, запутавшись в оправданиях, — извини.

— Всё нормально, Сонь, — ответил я, тоже зевая, — я сам никак не привыкну… и ты права, спать хочется.

— Доброго… дня, Арти, — сказала Соня, вздохнув, — хороших снов.

Вот сны мне видеть совсем не хотелось. Почему-то я думал, что они у ночного народа очень специфические.

Глава 7

Насчёт снов я оказался прав. Мне снилось, будто я стою возле огромной двери, чем-то напоминающей ворота Блуждающей Церкви. Они были такими же огромными. Вокруг была приятная звёздная ночь. Странное дело: другие звёзды — это ведь тоже солнца. Но почему их свет не выжигает, а приятно холодит кожу? Мне очень хочется открыть ворота, но я знаю, что за ними — летний полдень. Мучительная смерть. Но почему-то я желаю этого. Настолько сильно, что уже протягиваю руку, чтобы взяться за ручку. И тут слышу тихое: «Арти». Это Соня меня зовёт. Я ощущаю её руку у себя на плече. В первое мгновение я хочу сбросить её ладонь, не слышать её голос, чтобы не сбить настрой. Я ведь решился выйти на свет.

— Арти! — повторила Соня громче, и я проснулся.