Аарон

Эту истину она знала и без него, вот только легче от этого не становилось.

— Пусть. Пусть лучше так…

— Как?

— Честно. Зато теперь я знаю.

— Знаете, Райна, ведь на свете нет безгрешных людей. Их просто нет. И потому никто из нас не вправе оскорблять другого.

Она молчала. Что тут скажешь? Потом опустила голову, потерла лицо:

— Я заслужила все это, Майкл. Я делала много… плохого.

— Это неважно.

— Как это — неважно?

— Не важно, Райна. Мы на самом деле никогда не знаем, делаем ли мы плохое или хорошее, — потом нас всех рассудит Создатель. Когда‑нибудь.

Еще один вздох, понурые плечи. Где‑то вдалеке прокричала ночная птица.

— Все изменится, вот увидите.

— Не изменится. Прошлое не изменить.

— А его и не нужно менять. Вы можете изменить будущее.

— Не думаю. Не верю, простите.

— Хотите, я научу вас "как"?

Он шутил? Нет, такой, как Майкл, не стал бы издеваться, но вот так просто взять и научить тому, чему Райна никогда не могла научиться сама?

— Хочу. Только не верю, что сможете.

— Просто послушайте, хорошо?

— Хорошо.

— Вы ведь судите себя, верно?

Отвечать не хотелось. Но Райна кивнула — незачем отрицать очевидное:

— Верно.

— И вы себя стыдитесь.

— Вы не знаете, что именно я делала.

— Как я уже сказал — это неважно. Плохое вы делали или хорошее — не важно. Важно не судить себя. Не винить, не корить, не обижать. Ведь вы, Райна, — с рождения и до смерти — свой самый лучший друг. Лучше нет и не будет. Не отказывайтесь от самой себя. Никогда не отказывайтесь.

— Но как?

— Вот так. Примите себя целиком. Ни "хорошую Райну" и ни "плохую" — "просто Райну". Поймите, что ошибались — все ошибаются, — и идите дальше. Может, без похвалы за содеянное, но и без вины, понимаете?

— Не думаю, что смогу.

— Сможете. И тот, кто вас обидел, вам не нужен.

Слова задели за живое, и она вновь начала погружаться в тягучую печаль. А ее собеседник продолжил:

— Нам всем нужен такой человек, который бы принимал нас такими, какие мы есть. Не только вы должны принимать, но и вас.

— Это бесполезно.

— Значит, не тот человек. Когда вы нужны самой себе, вы нужны всем — всему миру. А если не нужны кому‑то конкретному, отпустите его.

— Пыталась. Не выходит.

— Потому что до сих пор верите, что не заслуживаете его. Что он лучше вас, но это не так. Никто не лучше и не хуже. И вы заслуживаете того, чтобы быть любимой — по — настоящему и сильно.

Хотелось плакать. Тихо глотать слезы.

— И вы станете любимой, как только простите саму себя. Как только сможете сказать себе: "Я — Райна, и я себя люблю. Такую, какая я есть. Просто Райну". А после поймете, что не согласны на полумеры. Раньше вы, наверное, думали, что сами являетесь полумерой? Так?

— Да.

— Так думает каждый, кому за себя стыдно. И потому отпустите стыд. И все станет ясно.

— Думаете?

— Знаю.

— Почему… Почему вы в меня верите? В то, что у меня получится?

Майкл не ответил ей — ответила за него тишина.

"Я знаю. Просто знаю", — прозвучало в ней шорохом сосновых веток.

*****

Не на коврике в палатке и одетой, а на мягкой, чуть скрипучей постели и раздетой — то было гораздо лучше. Ей выделили крохотную с одной единственной кроватью и тумбочкой комнатушку, и Райна лежала на ней, глядя в темный бревенчатый потолок.

Впервые в жизни она пыталась переосмыслить собственную жизнь по — другому — не с позиции "хорошо" и "плохо", а увидеть ее целиком — по крайней мере, ту часть, которую хорошо помнила.

Да, она бывала разной: скупой и щедрой, злой и доброй, униженной и веселой, молчаливой и общительной. Когда‑то она добросовестно работала, стеснялась других людей, чувствовала себя ранимой и уязвимой, испытывала восторг от того, что ждет впереди. После позволила над собой издеваться, скатилась в депрессию, а после в мстительность, искала то, что вернет былой восторг и надежду на то, что все наладится. Она жила. Пыталась что‑то изменить, она ненавидела и любила. Бывала храброй и боялась, мирилась с обстоятельствами или рвалась в бой.

А что, если ничто из этого не "хорошо" и не "плохо"? Что, если "мстящая" Райна не была хуже "щедрой" Райны? Что, если Майкл прав, это была всегда одна и та же Райна — просто Райна?

И тогда все — пусть хрупко и шатко — начинало выглядеть по — другому.

Это просто путь. Жизненные зигзаги, ситуации и уроки, через которые стоило пройти. А уж прошел ты их, будучи сильным или слабым, — вопрос совсем другой.

— Я себя люблю, — шептала она стенам чужого домика, сжимая в руке уголок хлопковой наволочки. — Я себя люблю. Я себе самый лучший друг. Я у себя есть.

Новые слова, как и новое понимание, пока кружило над ней, подобно волшебному облаку, — уже висело рядом, откликнувшееся на зов, но еще не опустившееся вниз, не впитавшееся целебным светом в сердце.

Ничего, все придет.

Перед тем, как уйти, Майкл сказал ей кое‑что еще:

"Прежде чем два человека смогут быть вместе, они должны стать равными. Не кто‑то "лучше", а кто‑то "хуже", но равными. Достойными друг друга. А этого не произойдет, если один из них продолжит себя стыдиться, понимаете?"

Она понимала. Пока не могла до конца принять, но чувствовала, что он прав.