Подбородок мужчины, тем не менее, выглядел внушительным — массивным, квадратным, гладко выбритым и оттого синеватым.
— Имя?
— Канн. Аарон Канн.
— Где виделись в последний раз?
— Девенпорт, на Восьмом.
— После нет?
— После нет.
— Причины для поиска?
— Не ваше дело, — грубить было рискованно, но Райна не желала выдавать лишнего. И следующую фразу добавила лишь для того, чтобы усыпить ненужные подозрения, если те возникли. — Не киллера для него нанимать собираюсь. Личные причины.
— Ясно.
В «фотолаборатории» на неопределенный срок повисла тишина; посетительнице вдруг подумалось, что сюда бы отлично вписались бачки с проявителем и лампа для негативов. А так же ниточки — лески, на которых после можно развесить мокрые снимки.
Или рояль. В эту дурацкую комнату к этому странному типу отлично подошел бы рояль — черный, гладкий, с приглушенным, но чистым звуком.
Абсурдная мысль.
— Готовы выплатить сумму, которую я назначу за работу?
— Готова.
Он не стал озвучивать цифры — наверняка успел навести о ней справки, знал, что мисс Полански сумеет расплатиться.
— Мне понадобится три дня — вас устроит?
— Да. А если вы никого не найдете?
— Тогда вы платите лишь четверть от запрошенной суммы.
— Договорились.
— Тогда до встречи. Вы свободны.
Как все коротко и просто. Надежды, впрочем, как не было, так и нет. Выходя из комнаты, Райне казалось, что в носу застрял плотный и сладковатый запах фиксажа.
«Детектив — фотограф, тоже мне…»
Пижон.
Глава 4
Нордейл. Уровень Четырнадцать.
Светлая кожа — гладкая, чистая, бархатная, — россыпь веснушек у аккуратного носика, длинные ресницы, красивые даже во сне губы, россыпь золотых волос на подушке — Аарон, приподнявшись на локте, смотрел на спящую в его постели женщину и думал о том, что он счастлив.
Счастлив.
Ведь так?
С чего не быть счастливым мужчине, в постели которого спит прекрасная женщина — кроткая, ласковая, податливая. Мечта, а не женщина.
Милая Мила. Милана; Канн почему‑то вздохнул. Сам не понял, почему. Еще раз посмотрел на ее блестящие в свете прикроватной лампы волосы, прислушался к спокойному дыханию, поправил сползшее с обнаженного плеча одеяло — хотел погладить по щеке, но не погладил — вместо этого прислушался к внутренним ощущениям, попытался их распознать — он влюблен, радостен, доволен? — и в который раз не смог их расшифровать.
Может, просто не время? Может, иногда любовь не бьет током, не врывается в сердце бурным свежим, подобным вольному сквозняку, потоком, а наполняет тело и разум медленно?
Наверное, так. Наверное.
На тумбе глухо завибрировал и заерзал телефон; Аарон поморщился и наощупь отыскал трубку, взглянул на экран — «Каратель».
Другой бы на его месте, если бы обнаружил на экране сотового подобное слово, побежал бы в туалет стреляться (кому хочется видеть в гостях демона?), но стратег лишь улыбнулся — визиты друга он любил. Даже такие поздние.
— Слушаю. Канн.
— Слушай, Канн, — начали без приветствия, — я тут с работы еду. Забегу к тебе на пару минут?
— Забегай, — миролюбиво согласились в ответ. — Тебе я всегда рад.
— Угу. Буду минут через десять.
— Будь.
Телефон временно вернулся на тумбу, а после перекочевал в карман серых хлопковых, натянутых на голое тело шорт.
Чайник закипал неторопливо — знал, что собеседники не торопятся, — грелся, сопел, важно менял цвета на индикаторе температуры, пока хозяин дома искал в шкафу заварку.
— Тебе точно чай? Не бренди, не коньячку, не виски?
— Чай, точно. Я же сейчас домой, а там дочь. Какой коньячок?
Регносцирос лениво развалился на кухонном стуле, вытянул длинные ноги, сложил ладони на пряжке ремня и лениво улыбнулся.
— Что, Баалька не любит, когда от папы пахнет спиртным?
— По шее бы вам всем за «Баальку». Она — Луара.
Его друг хмыкнул. Да — да, Луара, но в простонародье с легкой руки их телепортера маленькое сокровище Алесты и Баала все звали исключительно «Баалькой», и ее отец знал об этом. Канн бы побился об заклад, что тот изредка и сам звал ее подобным образом.
Вот только не сознается, черт волосатый.
Регносцирос, впрочем, не злился и вообще этим вечером выглядел довольным жизнью.
— Что, съел полсотни младенцев? Чему улыбаешься?
Аарон разлил кипяток по чашкам и сунул туда пакетики с заваркой — те моментально всплыли на поверхность.
— Младенцев не ел, а вот пару нытиков на тот свет сегодня переправил.
— На какой еще «тот»?
— Тот, на котором они родились.
— Ясно. В общем, на сегодня отстрелялся.
— Ага. А ты как? Нормально?
— Нормально.
— Что‑то не похоже.
— С чего бы?
— Да рожа у тебя странная.
Они сидели за столом и пили чай.
Чай, блин, — Канн размешивал в кружке сахар и думал о том, что они похожи на старых бабок. Старых, шамкающих беззубым ртом бабок, коим если что и осталось в этой жизни, так это лишь вспоминать свое насыщенное и бурное прошлое.
Дожили.
— Как Мила?
— Хорошо. Сходили сегодня в ресторан, посидели. Представляешь, она упомянула о том, что хотела бы дом в южном районе города.
— Почему там?
— Мол, озеро рядом. «Ведь это так здорово — вставать по утрам, выходить на балкон и смотреть, как блестит под солнцем водная гладь».
— И что — будешь свой продавать?