Аарон

И хорошо. Потому что Лилиан при первой же встрече попросила «проводить» ее домой и совершенно очевидно намекнула, что не прочь продолжить более тесное знакомство (кому нужна подстилка?), Даяна отчаянно краснела, когда смотрела на него (Канна подобное жеманство откровенно бесило), а с Роуз он не выдержал и пяти минут — та беспрестанно говорила о шмотках и моде.

Ужас.

Милу же он встретил сам. По крайней мере, хотелось в это верить. Они познакомились в баре: Аарон отбил ее у подвыпившего забулдыги, слишком напористо клеившегося к симпатичной особе, — сломал тому руку, а даму вызвался проводить домой.

По дороге о чем‑то говорили — о чем‑то пустом и неважном; накрапывал дождь. У подъезда он не стал ее ни целовать, ни спрашивать телефон. Спокойно выдержал разочарованный взгляд, развернулся и зашагал прочь.

А через три дня после долгих сомнений и раздумий самостоятельно нашел ее номер в справочнике, позвонил и предложил встретиться.

На том конце согласились с такой готовностью, будто все три дня ждали его звонка.

Он все еще продолжал рассматривать спящую в его постели женщину, когда та пошевелилась. Сонно заморгала, прищурилась, открыла глаза. Улыбнулась.

— Не спишь?

Он так и не погасил ночник.

— Не сплю.

— А чего так?

Его тут же обняли теплые руки — обвились вокруг шеи, притянули к себе. Поцелуй длился несколько секунд; Мила пахла фиалковыми духами, сном и их предыдущим занятием любовью, которое случилось незадолго до прихода Баала. Она хотела — он помнил — принять душ, — но так и разнежилась у него в руках, уснула.

А теперь ее длинные ресницы вздрагивали, губы нежно улыбались, а взгляд серо — зеленых глаз скользил по его лицу.

— Голодный?

— Нет.

— Кто‑то приходил?

— Друг.

— Я слышала, как жужжал телефон…

— Он уже ушел.

Тишина; шорох простыней. Аарона погладили по плечу.

— Хочешь, я потру тебе спинку в ванной?

Она была идеальной. Слишком идеальной — на грани приторности. Но никогда эту грань не переступала, и Канн иногда не мог понять, отчего начинает раздражаться.

— Не сегодня.

— А что у нас будет сегодня?

— Разговор.

— Да? — тень испуга в глазах быстро сменилась любопытством. — Расскажешь, наконец, откуда у тебя на виске шрам?

— Нет.

Губы бантиком, было, надулись, но хозяйка быстро вернула им былую форму — спокойного улыбающегося рта.

— Я готова. Слушаю. О чем будем говорить?

Аарон смотрел на лежащую рядом женщину с завуалированным сомнением и какое‑то время хранил молчание. Затем, наблюдая за реакцией, изрек:

— О том, кем я работаю.

*****

Ланвиль. Уровень Четырнадцать.

С утра серое море бесновалось — дул сильный ветер, — а к обеду вдруг утихло, успокоилось и почти уснуло — лишь на поверхности волн играли, напоминая о предыдущем ворчании стихии, пенные белые барашки.

Искрило яркими лучиками на воде солнце; перекатывалась под подошвами темная и влажная галька; небо вдалеке хмурилось.

У моря Райна не боялась плакать — слезы казались ей естественным продолжением этого места — солеными на лице брызгами. Не печалью, не болью — просто воспоминаниями, которые, скатываясь по щекам, тонули в скрипучем между камнями песке.

Воспоминания.

Много воспоминаний.

Все, что ей осталось.

— Почему, прежде чем «полюбить» женщину, нужно обязательно поставить ее на колени? Зачем? — она до сих пор не знала настоящего имени того, с кем встречалась уже неделю. — Неужели тебе не стало бы приятнее, если бы женщина признала твое главенство сама, без насилия?

Джокер какое‑то время размышлял; тогда Райне еще казалось, что разговоры могут его изменить — повлиять на мировоззрение, открыть затхлому от заскорузлых принципов уму новый угол зрения, растормошить, заставить взглянуть на вещи по — новому.

Зря казалось.

— Нет, мне приятнее подчинять самому.

— Для чего? Чтобы доказать собственную силу, превосходство? Неужели нельзя чувствовать все это без постоянного «доказывания»?

Они сидели в его машине — он, заехавший на пять минут в рабочий перерыв, она, сытая после обеда, выпитого кофе и только что съеденного десерта.

— Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

Райна насупилась.

— Я просто пытаюсь понять.

— Я — доминант, господин, и мне это нравится.

Да уж, доминант. Только если Аарон был «хорошим» доминантом в правильном смысле этого слова, то Джокер являлся его полной противоположностью. Хотя поначалу ей нравилось с ним целоваться и заниматься сексом — до того момента, пока он не переходил в откровенную вульгарность…

— Но зачем…

— Тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь?

На них, сидящих в сверкающей белой Лунди, смотрели проходящие мимо люди.

— А ты разве заехал не для того, чтобы меня увидеть? Чтобы поговорить?

— Со шлюхами не ведут длинных бесед — шлюх используют для удовольствий. Я хочу, чтобы ты у меня отсосала.

— Прямо здесь? — Райна поперхнулась. Ей не хотелось ни сидеть с ним в одной машине, ни, тем более, сосать. Десерт был вкусным, а от предвкушения вкуса долбящегося в горло члена делалось муторно и начинало тошнить.

— Я не хочу.

— Зато хочу я. А ты просто еще не знаешь, хочешь ты этого или нет.