– Все так, именно так. – Ее лицо было пустым и прекрасным, потрясение стерло с него все чувства. Она вздохнула. – Я выскочила перекусить, а вместо этого напилась и почти влюбилась в баре, где снимали «Эльдорадо» и «Вздерни их повыше».
«Граница» Мадонны, странная и саундтрековая, подошла к концу, и незнакомка заторопила его, пытаясь отсрочить тишину:
– Скорей, поставь что‑нибудь. Выбери сам.
Она схватила со стойки шариковую ручку и зачеркала что‑то на салфетке.
Он пробежался по списку в поисках песни, которая заставила бы ее улыбнуться.
Потому что все, о чем они говорили, было и не было правдой. Он нажал кнопку со стертым номером, подошел к девушке и положил руку ей на затылок, зарылся пальцами в волосы, приник к губам в безнадежной попытке оттянуть неизбежный финал. За спиной Бобби Дарин романтично и радостно запел о резне.
Их рты были мокрыми и сошлись идеально.
– Ты чувствуешь – тела между нами? – прошептала она, и он вдохнул ее слова.
– Все равно, идем со мной.
– Что? Забыл, какой это фильм? Ужасы, а не «Алиса в Стране чудес». А может, и нет. Это сон, сон о погоне. Он меня не отпустит. Я больше ни за кого не выйду замуж. – Она тщательно скомкала салфетку.
– Замуж? Ты замужем? – Он понял, что пьян и не вполне владеет ситуацией: куда‑то пропала куртка, и все – Дейв, Клиент и Клиентка – смотрели на них, расшумевшихся.
– Я вообще не выйду замуж, – прошипела девушка, схватила нож и воткнула его в средний палец левой руки. Нож торчал из столешницы, сок лайма стекал по лезвию на перчатку.
Тишина – полная и ни к чему не ведущая тишина.
Бобби под звон фанфар допел свою песню. Дейв подошел к стойке, накрыл рукой пригвожденную ладонь и вытащил нож.
– Раз вы начали дурака валять, я вам больше не наливаю. – Он предостерегающе махнул ножом и, недовольный, удалился.
У незнакомки отвисла челюсть.
– Неужели я настолько симпатичная?
– Что ж, это объясняет перчатки. А обратно его могут пришить?
– Он носит его в кармане. – Девушка стянула липкую перчатку с руки. Пустота между пальцами не казалась особенно неестественной, поэтому он туда не таращился. Щербатые ногти были покрашены в тон туфелек.
– Думаю купить что‑нибудь по дороге домой, как считаешь? Цветы, например, как бы загладить вину. Откладывать больше нельзя.
– Начинаю верить, что ты сняла эти туфли с трупа.
– А я сразу поняла, что изолента у тебя в куртке – для развлечений.
– Ты не можешь вот так закончить.
– Не я, а ты. Почему было не напиться и не влюбиться, как все нормальные люди? – Девушка сунула сигареты в карман и осторожно попробовала встать на ноги.
Он слишком сильно сжал ее запястье. Она опустила глаза.
– Что, серьезно? Хочешь начать все сначала? Первые намерения и все такое?
– Если по‑другому никак.
Она подняла брови, на губах заиграла улыбка.
– Тогда дай мне двадцать футов форы.
– Десять. – Он притянул ее к себе и вновь попытался поцеловать.
Она улыбнулась, отпрянула и исчезла за дверью – розовые каблучки, светлые волосы.
Он начал приходить в себя, задышал глубже, увидел куртку на другом конце бара. Можно допить текилу – это даст ей хороший шанс.
На стойке осталась скомканная салфетка, перепачканная в чернилах и соке лайма.
Когда он ее развернул, кино пошло вспять.
«Мэкки‑Нож, как и было задумано. Мы можем пожениться завтра. Обстоятельства против нас. Селия тебя любит.
Мистер Икс».
– Черт…
Возможно, еще не все потеряно. Возможно, возможно. Он сунул салфетку в карман, подхватил куртку, кинул на стойку пару купюр и бросился к двери.
Шаг, другой, он открыл рот, хотел позвать ее по имени, дать понять, что уже знает.
И увидел звезды: сначала от боли, а потом, упав на спину, – настоящие, россыпь на длинной полоске неба между домами.
* * *
Оказалось, изолента больно врезается в кожу. Знай он об этом раньше, подошел бы к собственным завоеваниям более творчески.
Эту первую мысль, посетившую его, когда он очнулся и начал выкручивать руки за спиной, прервали голоса.
– По‑моему, милый подарок, правда. Только уж очень побитый.
– Я немного увлеклась. Если бы знала, что тебе не понравится, то с такси и морочиться бы не стала.
– Нет‑нет, мне нравится. Ты все принимаешь в штыки.
– Кто бы говорил.
Женский голос принадлежал ей, но опять стал похож на писк невинной мышки.
Он приоткрыл глаз.
– О, мисс Лорелей Ли, почему вы не говорите обычным голосом?
– Заткнись! Я победила. Ты хотел играть – мы сыграли. – Она поднялась из кресла с высокой спинкой и подошла: с суровым лицом, но неуверенным взглядом.
– Если это твой настоящий тембр, то пьяной ты мне нравишься больше. Одно возражение: это не моя изолента.
Сдержав улыбку, она мягко ответила:
– Решила добавить пикантный штрих. Обычно мне хватает старых добрых наручников.
– Звучит куда заманчивей.