А теперь держи меня

— Всё хорошо, — успокаивает меня доктор. — Операция прошла успешно.

Позади меня кто-то из парней шумно вздыхает. Краем глаза вижу, как Макс оказывается рядом со мной — наши плечи соприкасаются в мимолётного случайном столкновении.

— Его уже перевозят в палату, через несколько часов Егор очнётся. Он будет под пристальным наблюдением, так что советую вам отправиться по домам, чтобы отдохнуть. Навестить его сможете, как только он отойдёт от наркоза.

Я облегчённо вздыхаю, потирая переносицу. Слава Богу, что всё в порядке. А то я столько всяких ужасных последствий себе напридумывала, что пора самой уже ложиться в больницу с нервным срывом.

— Здорово, — Макс толкает меня локтём в бок. — Пошли, женщина. Завтра навестим твоего возлюбленного. Здесь всё равно бессмысленно оставаться.

Неохотно киваю — я бы ещё немного здесь посидела, а желательно рядом со Штормом, чтобы быть с ним, когда парень очнётся. Но Макс прав — мне нужен отдых и нормальный ужин. Чувствую себя морально истощённой и выжатой, словно лимон. Кислый и невкусный. Без сахара.

Почему-то думаю о сестре, которая обожает лимоны. Может их есть прямо по долькам. Я же даже смотреть не могу, как она жуёт эту кислятину. Да ещё и без сахара! Бр-р-р.

— Ладно. Спасибо, доктор, — тихо бормочу я.

Тот кивает, коротко улыбается мне. Вытерев руки о халат, он прячет их в карманах и уходит обратно в сторону операционной — я смотрю ему вслед, облизываю пересохшие губы и только сейчас вдруг понимаю, что чертовски хочу есть!

Макс кладёт руку на моё плечо, чтобы привлечь внимание.

— Пошли, Сонь.

— Ага.

Я оборачиваюсь — взгляд падает на Матвея, который до сих пор сидит на стуле, внимательно наблюдая за нами. Вид у него задумчивый и настороженный. Когда я подхожу ближе к нему, парень поднимается на ноги и почти невесомо прикасается к моему предплечью, заставляя остановиться. Он чуть нагибается, оказываясь в невероятной близости от меня, а потом его едкий тихий голос разрывает всё моё сознание на кусочки:

— Не доверяй Максу.

Я смотрю вслед своему тренеру, который медленно отходит от нас на достаточное расстояние, чтобы не слышать слова Иркутского.

Моё тело пробирает дрожь от горячего обжигающего дыхания.

Не доверять ему? В смысле? Я ведь, чёрт возьми, живу сейчас с ним под одной крышей, как Матвей может мне такое говорить? И вообще, почему он так уверен в том, что Максиму нельзя доверять? Он же его впервые видит…

Я уже собираюсь потребовать от парня объяснения, но Иркутский вдруг отстраняется, искоса смотрит на меня, и уходит.

Прекрасно! Если он хотел посеять в моей душе сомнения и заставить нервничать, то у него это отлично получилось!

И что мне теперь с этим делать?

42

Ivan Reys + Stinie Whizz — ONLY

Врач меня обманывает. Егора переводят в послеоперационную палату, и, когда я прихожу на следующий день в больницу, мне говорят, что посещать Штормова нельзя. Сообщают, мол, когда его состояние станет стабильным и его переведут в обычную палату, тогда хоть ночуйте там, а сейчас хрен вам. Кукиш. Фига. Лысого.

— Видимо, врач забыл вас об этом предупредить, — успокаивает меня тётка в регистратуре, когда я начинаю возмущаться по этому поводу.

Забыл предупредить? Он же ясно дал мне понять, что Шторма можно будет навестить, когда он отойдёт от наркоза. Ни про какой перевод из палаты в палату даже намёка не было. Тоже мне, работники нашлись. У нас в стране как обычно всё через пятую точку, ничего нормально сделать не могут.

— Предупредить они забыли! — злюсь я, со всей силы ударяя кулаком по груше, когда этим же вечером решаю немного потренироваться в зале. — И что мне теперь делать? Ждать, пока они там соизволят подписать мне разрешение на посещение? Может, мне к президенту обратиться, чтобы он, мать его, приказал им пустить меня к Шторму?

Снова удар, ещё один. Звук эхом разлетается по залу, въедаясь в стены, а потом рикошетом возвращается, чтобы проникнуть в мою голову. Я в последнее время так много злюсь, что даже самой противно. Меня раздражает каждая мелочь, каждое слово, косой взгляд, даже шумное дыхание. Всё это так бесит, что я готова кричать, психовать и истерить, будто ненормальная. ПМС вроде никогда не страдала, а тут такое…

Наверное, всё из-за Егора. Я так волнуюсь за него, что это беспокойство сводит меня с ума.

— Может, не хотели, беспокоить тебя, — предполагает Макс. — Ты и так вся на нервах, а тут такая новость, что несколько дней нельзя будет навестить Егора.

Я кривлюсь и ещё пару раз со всей силы ударяю грушу, которая позвякивает своими цепями, будто скуля от боли.

— А, то есть, вчера они не хотели меня волновать, а то, что я сегодня, как дура, припёрлась в больницу, чтобы проведать Шторма, а мне там «Извините, посещения запрещены», — речь получается какая-то несвязная, и я замолкаю.

— А что вообще сказали на счёт Егора? — интересуется парень.

Максим время даром не теряет — пока я отрабатываю удары на груше, он отжимается от скамьи.