А потом я проснусь

Намотав несколько кругов по парку и промокнув до трусов, я завожу Тотошку домой, наваливаю ему гору заказанных в зоомагазине паштетов и тащусь в горячий душ. Привычная рутина: помыть лапы и задницу псу, позавтракать и поехать в больницу к Ярославе. За это время ничего не поменялось: она по-прежнему в коме, а от врачей не слышно никаких обнадеживающих новостей.

Все, что можно сделать, уже сделано. Нужно ждать, так они говорят каждый день.

Захватив в цветочном салоне свежую охапку ирисов (правилами больницы не положено, но заведующий сделал исключение), я поднимаюсь к ней в палату. Вроде бы пора свыкнуться с тем, что Ярослава не выскочит мне навстречу, тараторя без умолку, но никак не получается. Всякий раз, когда я захожу сюда, внутренности сковывает ощущение тоски и безысходности.

Поначалу я решил сменить минорное настроение на оптимизм и убеждал себя, что ее беспамятство не продлится долго. Ярослава здоровая и молодая, и в своей короткой жизни уже достаточно пострадала, так что судьба не может обойтись с ней жестоко: день-другой, и она обязательно очнется. Но дни идут, и ничего не меняется. Так мой оптимизм стал понемногу гаснуть. Мне не хватает ее голоса, ее смеха, ее болтовни о рабочих буднях в офисе Диса, озорного блеска ее глаз, ее касаний. Не хватает настолько, что я начинаю задыхаться. Ощущение, сравнимое с клаустрофобией: когда ты помимо воли заперт в ящике обстоятельств и ничего не способен изменить.

— Привет. — Я втыкаю ирисы в вазу и, опустившись на стул, по привычке нахожу ее руку. Исходящий от нее холод достает до самого сердца, и я машинально дую на ее кожу в попытке согреть.

— Ты когда уже встанешь, а, Ясь? — Мой голос сам собой звучит строго и с укором, будто она действительно может меня услышать и прислушаться. — Там Тотошка по тебе грустит. Сегодня пытался ко мне на кровать запрыгнуть. Нахала ты, конечно, воспитала редкостного. И сдается мне, не очень-то благодарного. С такой грустной мордой по улицам ходит, что на меня прохожие с неодобрением коситься

начали. Наверное, думают, что я бью и голодом морю. У тебя с ним так же было?

Со стороны я, наверное, похож на умалишенного: прихожу сюда каждый день и что-то бубню. Но именно эти монологи дают мне эмоциональную разрядку — кажется, если мы говорим, то все в порядке. Даже если она по какой-то причине не отвечает.

— Я по тебе очень скучаю, — шепотом признаюсь я. Все самые искренние слова отчего-то выговариваются только шепотом. — Я даже представить не мог, что буду настолько скучать. Ты ведь помнишь, как мы познакомились? Мне тогда показалось, что ты самая взбалмошная и невоспитанная девушка на свете и нужно поскорее возвращаться домой.

Зажав ее ладонь в своей, я касаюсь губами тонких пальцев.

— Я был таким придурком все это время. Ты так много говорила о своих чувствах, честно и не стесняясь. Мне, моей матери. А я в ответ почему-то молчал, даже когда ты в любви призналась. Понятия не имею, почему. Я-то ведь давно понял, что тебя люблю. Наверное, потому, что ты могла сказать так, что после говорить было стыдно. Ты всегда хвалила меня за умение красиво и правильно выражаться, а на деле я тебе в подметки не гожусь. В конечном итоге важна не толщина лексикона, а умение искренне и без страха им распоряжаться. Ты распоряжалась так, что внутри меня всякий раз что-то болело и щемило, Я ведь, по сути своей, сухарь… Душнила, как ты правильно меня называла. Только благодаря тебе я понял, что всю свою жизнь жалел эмоций. Я, оказывается, еще до двадцати потерял способность испытывать счастье, представляешь? Ты меня спасла во всех смыслах, поэтому, блядь, не смей меня оставлять. Позволь мне отблагодарить за все, что ты меня сделала. Я еще столько хочу тебе показать. Просто вернись ко мне, Ясь. Клянусь, что сделаю тебя очень счастливой.

47

- Может в выходные в зал? – Лелик смотрит так заискивающе, что меня передергивает. В своей заботе о моем моральном состоянии он в последнее время перебарщивает. По вечерам стал строчить сообщения с вопросами «как дела?», "как настроение" и «чем занят?». Я уже начинаю думать, не стал ли я походить на суицидника.

- Подумаю, - усмехаюсь я, опрокидывая глоток безалкогольного пива. Спиртное я теперь не пью даже в пятницу. Хочу быть готовым на случай, если вдруг позвонят из больницы и скажут, что Ярослава очнулась. Уже две недели прошло. Пора.

-Ну а боулинг-то сегодня поедешь? - не унимается друг. - Все наши будут.

Я качаю головой. Нет, домой нужно. Там Тотошка весь день один сидит.