A под ним я голая

Распитие бутылки коньяка или какого другого благородного напитка – в семье Кустовых ритуал особый. Если есть повод, за стол приглашаются все присутствующие – даже собаки приходят. Бутылку оплетают разговоры, круг тем почти неизменный – не больше рондо цифр на часах: бега борзых (излюбленный конек), обитатели Дома на Котельниках, преподавание в институте, МОСХ, знакомые художники, знакомые по собачьей площадке, алкоголь, выставки, гравюры Фаворского, Осьмеркин, Гончарова, Лентулов, Родченко, Бурлюки – и, наконец, родители Максимыча и детство, проведенное в Кремле. Выглядит это примерно так. Был тут недавно у одной соседки. Там! вы представляете, зеленые стены, зеленый диван и черная собака ходит. Настоящий будуар. Я бы там такое нарисовал! – Что же не нарисовали? – Слишком красиво, не могу себе позволить. Или: вчера приходила Лариса с собачьей площадки, у нее Джек умер, ротвеллер, – машинально поглаживая чей-то подсунутый под руку рыжий нос, – старый уже был, бедняга. Ну, сели, помянули кобеля… Мне как раз студенты принесли бутылку… надо же, какие необычные поминки, И-и-и, матушка\ это еще что! Сейчас я вам расскажу необычные поминки! В детстве отец меня куда только не водил. Пришли как-то поздним вечером, часов десять было, в Мавзолей, спустились по лестнице в траурный зал. Помещение в форме куба, со ступенчатым потолком, по периметру черная полоса из редкого камня, красные пилястры, на невысоком подиуме саркофаг, в нем человек, краснорожий, с красными огромными руками. Подкрашивали, что ли… Не так давно ходил с экскурсией, проведать, – светлая, бледная кожа, зеленоватая даже. Тогда за Лениным следил один академик, в его кабинет вела дверка. Подожди здесь, сказал отец и надолго скрылся за ней. И вдруг я с ужасом понял, что сейчас они будут там выпивать! В Мавзолее царил полумрак, и ночь на дворе, я стоял в изножье саркофага… Было страшно. Представьте: я и Ленин. Вот уже целую вечность в склепе, один на один с покойником, и нельзя отойти. Мне десять лет, мальчишка. У входа, как изваяние, караульный, но разговаривать на посту запрещено… А отец все не выходит и не выходит. Еле дождался. Да я и самого товарища Сталина видел! Один раз, на параде. И был, скажу я вам, премного разочарован: какой-то старец, высохший, конопатый, в белом кителе, китель на тощем теле висит… На картинках-то рисовали такого геракла! А главное, он оказался рыжим, не черным, как изображали.

Из Кремля мы ходили в город учиться и возвращались в определенный час. Все строго по расписанию, а вечером вообще нельзя покидать территорию. Что в Кремле делать детям? Гуляли по Соборной площади, катались в Александровском саду на санках, на колокольню лазали, Иван Великий был тогда необитаем, все ценности, мощи попрятаны по подвалам. Только после Великой Отечественной их передали патриарху.

Если ты попадаешься в комендантский час, проблема не в том, что тебе нагоняй, проблема в том, что нагоняй отцу. Однажды я заигрался в городе с одноклассником. Смотрю, а время вышло, скоро смена караула, закроют ворота, а это значит – ЧП, кто-то на ночь глядя ломится в Кремль. Я спохватился: пора бежать! Но мальчик тот схватил меня и держит, не пускает. Смеется, и все тут, никак до него не доходит, что я не шучу. Дал кулаком в лицо и убежал. Успел. Вы понимаете, ударил человека ни за что… Это одно из самых неприятных событий моей жизни…

В нашем подъезде жил молодой дипломат, сын Менжинского, он держал бабочек, огромных, с ладонь, каких-то редких африканских пород, и выпускал их погулять в подъезде. Бабочки летели по лестничному пролету и возвращались… Диковинно было тогда, а сейчас они продаются. На Новый год ученики подарили одну. Корм при ней, красивая, ручная – но очень мало живет. Две недели, а дальше гусениц надо откладывать. Наша бабочка умерла, мы не знали, как их разводить. А вот сын Менжинского знал.

Ученики принесли Кустовым конфеты, коробку французских шоколадных трюфелей «Сэмуа». К коньяку Тина открыла, попробовали – надо же! один в один конфеты из сухой смеси «Малютка», сгущенки, молока и какао, вожделенные лакомые пилюли моего детства. Кто не помнит такие мягкие комочки, густо обсыпанные «Серебряным ярлыком»… Иногда их делали с шариком мороженого внутри – и до праздника хранили в морозильнике. Высший пилотаж советского кондитерского искусства на дому, как я сейчас понимаю. И вот на тебе: каких-нибудь сто рублей – и ты паришь на облаке детства.