A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— На тему? — легкий холод промелькнул в голосе девушки.

— Не рассказывать всем и каждому о произошедшем, я понимаю что…

— Ремус, все итак все знают, разве нет? — Паркер пожала плечами и насмешливо взглянула на Сириуса и Джеймса.

— Да, но если Беата продолжит пересказывать эту историю в красках, о ней не забудут через неделю-другую. О ней будут говорить. Да и если она начнет приукрашивать…

— Приукрашивать? — Паркер задумчиво уставилась на Люпина. — Заранее обвиняешь мою подругу во лжи, Ремус?

— А что — по-твоему, она святая? — бесцеремонно и дерзко Сириус вторгся в их разговор. Паркер смерила его взглядом, явно раздумывая отвечать ему или проигнорировать.

— Почему, Сириус Блэк, — странно-тихим и угрожающим голосом вдруг начала она, — ты вешаешь ярлыки на всех, кроме себя? Почему ты считаешь, что принадлежность факультету Слизерин определяет характер человека? Почему единственный раз, когда кому-то удалось задеть тебя за живое, ты сразу начал обвинять вокруг абсолютно всех, кроме себя?

Последнюю фразу она произнесла громко и зло, и теперь на них снова смотрел весь зал.

— Скажи, Блэк, тебе не приходило в голову, что, если называть человека чудовищем на протяжении нескольких лет, он и вправду станет чудовищем? — ее голос взлетел еще выше. — Все, что ты делаешь — это бунтарство, не имеющее под собой ни основы, ни причин. Ты не пытаешься понять человека. Ты переступаешь границы, не считаясь ни с чем и ни с кем. Ты думаешь, что если взлетишь выше всех, никто из них не сможет достать тебя? Дотянуться до тебя и причинить боль?

Она замолчала на секунду и произнесла уже тихим, отрешенным голосом:

— Ты боишься, Блэк. Ты называешь себя сильным, но ты не умеешь ни прощать, ни понимать, ни любить. Ты слаб, тебе нужна помощь. Так попытайся хотя бы признать это, — и, оставив пришибленного Блэка сидеть на месте, она круто развернулась, обдав рядом сидящих порывом ветра, и гордо прошествовала к слизеринскому столу, демонстративно сев между Северусом и Беатой.

Весь зал ошеломленно молчал, не зная, что сказать. Профессор МакГонагалл, хотевшая было уже высказать мародерам все свое мнение об их неразумном поведении, застыла неподвижно в дверях, не решаясь нарушить тишину.

Через секунду Блэк поднялся со своего места и, не глядя ни на кого, стремительно вышел из зала. Ремус хотел было последовать за ним, но Джеймс схватил его за руку, покачав головой из стороны в сторону.

— Не стоит, — тихо произнес он, — лучше ему сейчас побыть в одиночестве.

Постепенно шепот переговаривающихся студентов перешел в бормотание, а затем уже в полноценный гул. Все более-менее вернулось на круги своя. Все, кроме Сириуса Блэка.

***

— То, что ты сделала, Паркер, заслуживает уважения, — хмыкнула Беата, совершенно не заботясь о приличиях и манерах, жуя черничную булочку. — Я хочу сказать, что не так уж много людей в этой школе осмелятся бросить вызов Великому Сириусу Блэку.

— Я сказала то, что думала, и это — все. Северус, ты в порядке?

Парень поднял голову и вымученно улыбнулся подруге:

— Более чем. Я, конечно, был не очень рад прямо с утра лицезреть Поттера, обнимающего меня за талию… Но в первый раз в жизни я успел поджечь его волосы первым.

Беата хмыкнула, вгрызаясь уже в чью-то прожаренную ножку:

— Жнаешь, Шеверуш, што я тебе скашу, — крайне неразборчиво произнесла она. — Тьфу! Ну так вот. Тебе пора перестать их бояться. Каким бы сильным или умным, или способным не был человек, страх убивает все его порывы на корню.

— Их четверо, а я один. Весь Гриффиндор рыдает от смеха, когда они издеваются надо мной. А весь Слизерин и пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Гордые одиночки, — выплюнул он.

— Брось, Сев. Ты такой же. Ты ведь сам считаешь, что помочь другу в такой ситуации, значит, оскорбить его гордость и заявить на весь мир, что он ни с чем не способен справиться сам, — Паркер пожала плечами. — Тем более у тебя есть мы. Беата, кажется, способна сожрать всех мародеров заживо.

Северус усмехнулся, глядя, как слизеринка, принявшись за третью куриную ножку, жадно объедает мясо с ее кости.

— Што? — удивленно спросила она, глядя на смеющихся друзей. — Кшати, а што оф шебя хофел Шемуф?

— Ремус? Хотел, чтобы ты молчала о том, что видела. Но я полагаю, если ты хочешь кому-то об этом рассказать в красках — вперед.

Беата только ухмыльнулась:

— Ремус считает тебя доброй умной маленькой девочкой, да?

— Нет, но, видимо, он уверен в том, что я способна на исключительное благородство.

— Ты способна, — подал голос Северус, — но я не вижу никакого благородства в том, чтобы защищать эту “великолепную четверку”.

— Однако Ремус будет в обиде на тебя, — качнула головой Беата.

— Не будет. Он знает — я прямолинейна. И либо я молчу, либо говорю правду.

— Ну, обычно ты и вправду молчишь. Что на тебя нашло сегодня? — Северус и Беата подозрительно уставились на когтевранку.

Она, немного помолчав, ответила: