A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

Эмили мгновенно отодвинулась прочь и решительно задернула тюль. Ремус жив, и это единственное, что ее волнует. А еще Регулус по ее просьбе передал ему пробный вариант зелья и, наверное, он сработал, раз после полнолуния Ремус выглядит так неплохо. Эмили заранее заготовила и спрятала в платье флакон с зельем, еще когда была в заточении. Она надеялась, что однажды сможет сбежать и передать Люпину пробный образец первее, чем его получит Малфой.

— …а Слагхорн ходит вокруг весь такой важный и пророчит всем оценки. Говорит, что я в жизни не получу ничего выше, чем «В» на экзамене. Сетует, что отчислили столько учеников, ведь среди них было огромное количество талантов. Но некоторых никто не отчислял, некоторые просто не вернулись после каникул. Испугались. Еще он хвалит Джеймса, Сириуса, ну и Рему… — Регулус осекся, торопливо взглянул на Эмили, и мгновенно переменил тему: — А Дамблдор ужесточил проверки мракоборцев и конечно усилил защиту школы. Он приходил и сюда, к твоей матери. Не знаю, о чем он с ней беседовал, но, кажется, он прислал к вам двух брутальных авроров для защиты. И…

— Я не могу его видеть, — резко сказала Эмили, парализуя взглядом злосчастную тюль.

— Что? — Регулус осекся.

— Ремус. Я не могу его видеть, — повторила Эмили. — Я так люблю его, что не могу его видеть. Меня тошнит от своей собственной слабости и от того, что я только что сказала, но я не могу. Я не могу. Даже притом, что сказал Малфой.

Регулус замолчал, подбирая слова.

— Он примет тебя любой.

— Я слаба. Мне снится Мальсибер, иногда мне кажется, что ты ненастоящий и все это — очередные галлюцинации. Внушения. Когда я думаю, что перестану пить таблетки, и чувства вернутся, меня колотит от страха. Мною снова можно будет управлять. Малфой будет меня шантажировать… Ремусом.

— Ты вылечишься от своего страха, Мэл. Мы будем работать над этим. Можно пойти к колдомедикам, а не к маггловским врачам… — Регулус скривился. Эстель и Фрэнсис категорически отвергли любое магическое вмешательство. — Ты сможешь. Ты все сможешь, Мэл.

Эмили обернулась.

У нее было худое, посиневшее лицо, впалые щеки и запавшие глаза с огромными черными кругами. Она улыбалась холодной, будто нарисованной улыбкой, и Регулусу на мгновение стало страшно. Она улыбалась и ничего не говорила. Вернее, не так. Она говорила что-то, но безмолвно, одними лишь горящими глазами и этой жуткой гримасой, растянутой на ее лице, но, как Регулус ни силился, он не мог понять.

Эмили потухла, вздохнула и медленно отвернулась, вновь приблизившись к окну.

Ремус Люпин с поникшими цветами и тортом все еще стоял перед дверью ее дома. Он опустил голову, сжав кулаки, и было непонятно, что он сделает в следующую секунду — вышибет дверь или уйдет прочь.

В дверь комнаты постучались. Эстель аккуратно приоткрыла ее, мягко улыбнулась Регулусу и сказала, обращаясь к дочери:

— Приходил милый Ремус. Он сказал, что будет ждать тебя хоть десятилетиями, пока ты не захочешь с ним увидеться. И что будет приходить каждый день.

В этот момент Ремус запрокинул голову и посмотрел прямо на Эмили. Он не мог видеть ее через занавеску с такого расстояния, только лишь силуэт, но он будто бы посмотрел ей прямо в глаза и одними губами сказал что-то.

«Я вернусь».

Эмили сжала губы.

Она того же обещать не могла.

Видео к главе: https://vk.com/video-72499916_171454760

========== Глава XXXI: Амнистия для Эмили Паркер ==========

Хогвартс, гостиная Гриффиндора

С запоздалых Пасхальных каникул не вернулось две трети школы. Замок стоял пустой, одинокий, не прогретый еще капризным весенним солнцем. Пустые рыцарские доспехи в холле потеряли всякое желание подшучивать над студентами, большую часть которых теперь составляли видавшие виды старшекурсники. Пивз прекратил завывать под потолками и кидаться чернилами в студентов, и даже Филч утратил львиную долю своего отвратительного характера, превратившись в обыкновенного ворчливого мстительного старика.

Хогвартс стал похож на полузаброшенную крепость с самыми старыми ее аборигенами. И только небольшие группки учеников, сосредоточенные в своих гостиных, яркими всполохами озаряли его своды. То тут, то там раздавался неуверенный, но искренний смех. По вечерам в гостиных и в холодных коридорах раздавались шепотки влюбленных парочек, приглушенные разговоры мальчишек, не желающих торчать в кроватях после отбоя, и даже квиддичные команды вышли наконец на свои новые тренировки.

Из школы в Хогсмид никого не выпускали, но некоторые смельчаки умудрялись пробраться, и тогда реки сливочного пива разом сдабривали хмурых уставших студентов, корпевщих над тяжелеными томами ветхих книг. Некоторые из которых, между прочим, вполне по-звериному кусались.

Самоубийства и дурные настроения сошли на нет. Кто-то считал, что виновник был исключен в общей волне покинувших школу, еще до Пасхальных каникул. Некоторые разумно предполагали, что даже если виновник все еще в школе, людей в Хогвартсе осталось слишком мало, и продолжать действовать — означало бы большой риск разоблачения.