A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

Рядом с его бедром на тумбочке лежала волшебная палочка. Когда Элиза отказывалась есть сама, ему приходилось применять Империо. Он был не столь искусен в этом, как Мальсибер, и всерьез волновался за рассудок сестры при каждом применении. Но когда Элизу настигал очередной приступ истерики, и она забивалась в угол, отказываясь есть и пить, у Люциуса выбора не оставалось.

Сегодня она была подозрительно послушна и смотрела на кашу в глубокой фарфоровой чашечке без прежнего омерзения. Ее глаза день за днем наливались знакомым светом, она перестала плакать по ночам, не хрипела, больше не дрожала от холода в до чертиках протопленной спальне и даже иногда говорила: «Спасибо».

Люциус видел неуверенность в ее глазах и сам не мог понять, как все это с ними случилось. Куда исчезла ненависть и откуда взялась забота? Но когда Малфой смотрел на двоюродную сестру, он чувствовал лишь колкое болезненное ощущение, имя которому — беспокойство. И мысль о том, что теперь он может потерять еще и ее, отдавалось у него в голове грохочущим гулом.

Семью не выбирают — вот уж точно.

— Люциус, — раздался тихий голос, и Люциус сфокусировал взгляд на Элизе.

— Да? — почти ласково спросил он.

— Я жива?

Она исправно задавала этот вопрос раз разом, как мантру.

— Да. Ты жива, — он помолчал. — Ты пережила двойную дозу зелья, тяжелый истерический приступ, лихорадку и частичный паралич. Но ты определенно жива, Элиза.

Она молча прикрыла глаза, опустив руки на стеганое одеяло. Они были до ужаса исхудавшими, с синеватыми змейками вен под кожей и многочисленными следами от впившихся ногтей.

— Нужно доесть, Элиза, — сказал Малфой.

— Ты говоришь это каждый день… так?

— Всего лишь напоминаю.

Элиза вздохнула и почти решительно отодвинула от себя чашку.

— Что все-таки случилось?

Малфой дернулся. Он не знал, что она имеет в виду и помнит ли вообще о смерти мамы?..

— Я имею в виду, что случилось после того, как я нашла… ее… в спальне? — проницательно подсказала Элиза.

Малфой позволил себе едва заметный облегченный выдох.

— У тебя случился припадок, но лекари из Мунго с ним справились. Было сложно, — веско добавил он.

— Я останусь здорова? Смогу ходить и… все такое? — ее голос стал по-детски испуганным, и Малфой, не выдержав, коротко усмехнулся. Испуганная Яксли — настоящее чудо наяву.

— Конечно же да. Ты очень скоро встанешь на ноги, никаких непоправимых последствий не будет. Понадобится время… — Люциус прищурился. — Я хочу сказать, твой припадок имел несколько специфическую природу, так как ты волшебница.

— Вот как?

— Ты бессознательно направила всю свою магическую силу на мою мать в попытке исцелить ее. Но, как известно, мертвых исцелить невозможно, — голос у Малфоя был такой, словно он читал лекцию. — А потому вся та сила, что была направлена на нее, вернулась обратно. К тебе. Любая магия, любые чары должны быть использованы по назначению. Недопустимо призвать энергию и держать ее внутри слишком долго. Нам понадобились определенные усилия и время, чтобы выкачать магию из тебя. Ее было много…

— Я смогу колдовать? — резко спросила Элиза. Ее глаза остро сверкнули.

— Да… — он позволил себе выдержать паузу. Чуть-чуть мстительную. — Но полноценно лишь через некоторое время. Полагаю, через пару месяцев. Я понимаю, каково это — ощущать свое бессилие, да еще и находясь в чужом доме. Но мы с Нарциссой поддержим тебя.

Элиза смотрела очень недоверчиво, нервно теребя в руках одеяло и позабыв про чашку, опасно накренившуюся около ее колен.

— Слово Малфоя.

Элиза сглотнула и медленно кивнула. Доверия в ее глазах не прибавилось.

— Могу я спросить, почему? — почти шепотом сказала она.

— Ты переживала смерть моей матери страшнее и тяжелее, чем я. Это было искренне. И я ценю это. — Люциус чеканил слова, и было видно, с каким трудом они даются ему. Хоть он и репетировал эту маленькую речь в голове ни один раз, подбирая слова так, словно от этого зависела его жизнь. — Так или иначе, ты — моя семья. И я буду защищать тебя.

Он замолчал, а Элиза все ждала, когда он рассмеется ей в лицо, съязвит, скажет что-нибудь унизительное, но Люциус оставался недвижим и кристально спокоен.

— Спасибо, — Элиза низко наклонила голову. — Можно я посплю?

— Сначала доешь кашу.

— Хорошо.

*

Мальсибер-мэнор

Эмили мало представляла, почему Люциус перестал приходить к ней. Иногда ей казалось, что про нее забыли, и только домовики являлись ежедневно с едой, новым постельным бельем и стиранной одеждой. Это повторялось раз за разом, как какой-то дурацкий розыгрыш, в котором одинаковые события одинаково сменяют друг друга, вынуждая тебя сомневаться в реальности снова и снова.