Александре, когда она вышла замуж, было 18 лет. Очень может быть, что поначалу у нее и существовали какие-то романтические мысли по поводу совместной жизни с супругом, но, скорее всего, все это очень быстро закончилось.
Внешняя канва ее биографии выглядит отнюдь не романтично. Александра Петровна родила мужу 18 детей, при этом шестеро не выжили (один родился мертвым, а пятеро умерли в младенчестве). Мужа она пережила на 44 года, имением руководила железной рукой, хозяйствовала очень рачительно, в округе пользовалась большим уважением. Словом, это была железная женщина, практичная до цинизма, лишенная всяческой сентиментальности, в реальной жизни нисколько не походившая на воздушное создание с рокотовского портрета. Может быть, именно поэтому в парадном зале усадебного дома висел совершенно другой ее портрет, на котором Александра Петровна была изображена в рост в парадном платье с фижмами.
Муж ее, Николай Еремеевич, был человеком, мягко говоря, своеобразным. В истории русской культуры он остался в качестве образцового примера графомана. Вообще-то многие пишут стихи для собственного удовольствия и мнят себя поэтами без особых на то оснований, но мало у кого есть столько возможностей для того, чтобы подкреплять эти иллюзии практическим образом.
У Николая Струйского не было необходимости зарабатывать себе на жизнь. Несмотря на то что на свои причуды он тратил огромные суммы, разориться полностью ему не удалось. После смерти мужа Александра, хоть и с большим трудом, но смогла восстановить расстроенное хозяйство.
Знакомые относились к Николаю насмешливо. Его приятель Иван Михайлович Долгоруков, например, так писал о нем: «…этот самый г. Струйский, влюбляясь в стихотворения собственно свои, издавал их денно и нощно, закупал французской бумаги пропасть, выписывал буквы разного калибра, учредил типографию свою и убивал на содержание ее лучшую часть своих доходов…» Между прочим, книги, изданные в частной типографии Струйского, действительно можно считать шедеврами полиграфического искусства, а вот их содержание, мягко говоря, весьма далеко от высокой поэзии. Вот как, например, он почтил память своего крепостного архитектора Зяблова:
Конечно, в наши дни после Пушкина и Блока поэтический слог XVIII века кажется тяжеловесным и совершенно непоэтичным даже у признанных мастеров вроде Державина, но стоит поверить специалистам – и для того времени это не поэзия.
А вот в отношении своих крепостных Струйский вовсе не был либеральным мечтателем. Он мог жестоко наказать крестьянина за то, что тот спугнул вдохновение барина, причем с явным удовольствием разыгрывал настоящие судилища с соблюдением всех юридических тонкостей того времени. После его смерти Александра выпустила из настоящих тюрем, в которые Струйский превратил сараи на территории усадьбы, несколько десятков человек, долгие годы содержавшихся там в заключении в темноте и грязи. Многие из несчастных в таких условиях просто сошли с ума.
Впрочем, у Александры могли быть и свои счеты с мужем. Вряд ли он был с ней нежен и ласков в реальной жизни, хотя в стихах и называл Сапфирой, сочиняя в ее честь длиннейшие оды и посвящения:
Зато известен реальный факт, что однажды Николай проиграл жену в карты кому-то из соседей-помещиков и тот увез ее с собой на некоторое время. Каким-то образом ситуация разрешилась, но история эта свидетельствует лишь о том, что Струйский считал жену своей собственностью – так же как и крестьян.
Александра Струйская овдовела в 42 года, ее муж ушел из жизни в 1796 году, ему было 47. По современным меркам, вполне еще молодые люди. Но замуж Александра больше не вышла. Ее дальнейшая жизнь была посвящена хозяйственным заботам и воспитанию детей.