На другой стороне – Люпен, то есть методичность, энергия, последовательность.
Наш вывод? Он будет краток. Люпен, как и обещал, похитит своего сообщника сегодня, 31 мая.»
К этому выводу, который также можно было найти во всех других изданиях, присоединялась общественность. Надо думать, что угрозу всерьез воспринимали и в высших сферах, поскольку префект полиции и, в отсутствие сказавшегося больным господина Ленормана, господин Вебер приняли самые строгие меры как во Дворце правосудия, так и в тюрьме Санте, где находился заключенный.
Ежедневные допросы господина Формери в тот день отменять постыдились, но все близлежащие улицы от тюрьмы до бульвара дю Пале охраняли приведенные в боевую готовность полицейские силы.
К величайшему всеобщему удивлению, 31 мая миновало, а обещанный побег не состоялся.
Что-то все-таки имело место, некое начало его осуществления, выразившееся в определенном скоплении трамваев, омнибусов и грузовиков при проезде тюремной машины и необъяснимом повреждении одного из колес этой машины. Однако дальше дело не пошло, попытка тем и кончилась.
Таким образом, это был провал. Общественность была чуть ли не разочарована, полиция шумно торжествовала.
Однако на следующий день в суде распространился невероятный слух, вызвавший интерес в газетных редакциях: секретарь Жером исчез.
Возможно ли это?
И хотя специальные выпуски подтверждали новость, признать ее все-таки отказывались. Лишь в шесть часов заметка, опубликованная в «Депеш дю суар», сделала ее официальной:
«Господин главный редактор,
окажите любезность принести мои извинения общественности за то, что вчера я не сдержал своего слова. В последний момент я заметил, что 31 мая приходится на пятницу! Мог ли я в пятницу вернуть свободу моему другу? Я не счел возможным взять на себя такую ответственность.
Прошу также извинения за то, что не даю здесь с обычной своей откровенностью объяснений относительно того, каким образом это маленькое событие осуществилось. Мой способ настолько изобретателен и до того прост, что если раскрыть его, то я опасаюсь, как бы все злоумышленники не взяли его за образец. Как удивятся в тот день, когда мне будет позволено рассказать о нем! И только-то? – скажут тогда. Да, только и всего, но надо было до этого додуматься.
Примите, господин главный редактор, мои…
Спустя час у господина Ленормана раздался телефонный звонок: Валангле, председатель Совета, вызывал его в министерство внутренних дел.
– Как хорошо вы выглядите, мой дорогой Ленорман! А я-то думал, что вы больны, и не решался вас беспокоить!
– Я не болен, господин председатель.
– То есть ваше отсутствие – это проявление недовольства!.. Все тот же скверный характер.
– С тем, что у меня скверный характер, я не спорю… но что я проявляю недовольство, нет.
– Однако вы сидите дома! И Люпен этим пользуется, чтобы выпустить своих друзей на свободу…
– Разве я мог этому помешать?
– Но ведь хитрость Люпена примитивна. Он, по своему обыкновению, объявил дату побега, все этому поверили, видимость попытки была обозначена, побег не состоялся, а на следующий день, когда никто об этом больше не думает, нате-ка, птичка улетает.
– Господин председатель, – серьезно сказал начальник Уголовной полиции, – Люпен располагает такими средствами, что мы не в состоянии помешать тому, что он задумал. Побег был математически неизбежен. Я предпочел не обращать на это внимания… и выставить на посмешище других.
Валангле усмехнулся:
– Ясно, в данный момент господин префект полиции и господин Вебер не должны испытывать радости… Но, в конце-то концов, можете вы объяснить мне, Ленорман…
– Известно лишь то, господин председатель, что побег произошел во Дворце правосудия. Подсудимого привезли в тюремной машине и доставили в кабинет господина Формери… но из Дворца правосудия он не вышел. И неизвестно, что с ним стало.
– Это чудовищно.
– Чудовищно.