812c16bc4d48fdee984253428f1a0f6d

Не смотря на всё добродушие натуры, Оскару была присуща толика ревности и зависти, проявлявшаяся в свете популярности и успеха тех, кого он знал и ценил. Помнится, однажды Оскар рассказал, что первую пьесу написал, потому что его раздражали похвалы в адрес Пинеро: «Пинеро, который совсем не умеет писать: он - всего лишь театральный плотник, не более. Его персонажи слерлены из теста, никогда не было столь плоского стиля, или скорее - столь полного отсутствия стиля: он пишет, как приказчик в бакалейной лавке».

Сейчас я заметил, что эта ревность проявилась в Оскаре сильнее, чем когда-либо прежде. Однажды я показал ему английскую иллюстрированную газету, которую купил по дороге на обед. Там была фотография Джорджа Керзона (да простит меня лорд Керзон), вице-короля Индии. Его сфотографировали в экипаже, рядом сидела жена: роскошный экипаж, запряженный четверкой лошадей, в сопровождении конницы и восторженных толп - все атрибуты и помпа имперской власти.

- Ты погляди, - со злостью воскликнул Оскар. - Подумать только, Джорджу Керзону воздают такие почести. Я прекрасно его знаю: более яркий пример вялойпосредственности в мире просто не сыскать. У него никогда не было мысли или фразы, превосхоящей средний уровень.

- Я тоже его довольно хорошо знаю, - ответил я. - Его неизлечимая посредственность - это секрет его успеха. Он «озвучивает» мнение среднестатистического человека по любому вопросу. Он мог бы стать ведущим автором «Mail» или  «Times». Что тебе известно о среднестатистическом человеке и его мнениях? Но человек на улице, как это сейчас называют, может учиться лишь у того, кто на шаг впереди него - таким вот образом Джордж Керзон и добился в жизни успеха. Таков и секрет популярности того или иного писателя. Хэлл Кэйн - это Джордж Керзон в более крупных масштабах, более одаренная посредственность.

- Но почему у него должна быть слава, почет и власть? - воскликнул Оскар.

- Почет и власть, потому что он - Джордж Керзон, а вот славы у него никогда не будет, и, подозреваю, если бы мы знали правду, в те мгновения, когда он, как ты говоришь, остается наедине со своей душой, он готов отдать большую часть своего почета и власти за малую толику твоей славы.

- Возможно, это правда, Фрэнк, - возмущенно закричал Оскар. - и это - пустяковая неприятность его кучера, но как же невероятно его переоценивают и награждают сверх меры...Ты знаешь Уилфреда Бланта?

- Встречал, - ответил я. - Но я с ним не знаком. Мы встретились однажды, и он нелепо хвастался своими арабскими пони. Я тогда был редактором «The Evening News», и мистер Блант изо всех сил старался в разговоре снизойти до моего уровня.

- Он - в некотором роде поэт, и действительно обожает литературу.

- Знаю, - ответил я. - Действительно знаю его работу, много знаю о нем, исключительно с уважением отношусь к тому, как он борется за права египтян, и к его поэзии, когда ему больше нечего сказать.

- Так вот, Фрэнк, у него было нечто вроде клуба в Крабетт-Парке - клуб для поэтов, туда приглашали только поэтов, он был самым радушным, идеальным хозяином. Леди Блант никогда не понимала, чем он там занят. Он отводил нас всех в Крабетт, и поэт, которого приняли последним, должен был произнести речь о новом поэте - речь, в которой ему следовало сказать всю правду о новичке. Несомненно, Блант позаимствовал идею у Французской Академии. Так вот, он пригласил меня в Крабетт-Парк, и Джордж Керзон собственной персоной оказался именно тем поэтом, который должен был произнести обо мне речь.

- Боже правый, - воскликнул я. - Керзон - поэт. Как если бы Китченера считали великим капитаном, а Солсбери - государственным деятелем.

- Фрэнк, он пишет стихи, но, конечно же, там нет ни одной строки подлинной поэзии. Но, тем не менее, его стихи - довольно хороши, то есть - отточены, и остры, если не сказать - остроумны. Так вот, Керзон должен был произнести эту речь обо мне после обеда. У нас был прекрасный обед, просто превосходный, потом Керзон встал. Очевидно, свою речь он готовил тщательно - она состояла целиком из намеков, насмешливых намеков на странные грехи. Каждый из гостей смотрел на соседа и думал, что эта речь - вершина дурновкусия.

Посредственность всегда ненавидит талант и питает отвращение к гению: Керзон хотел доказать себе, что в моральном аспекте он во всех смыслах меня превосходит.