812c16bc4d48fdee984253428f1a0f6d

- Ладно, - я ухватился за это полуобещание. - Возможно, я смогу достать денег в течение следующих нескольких месяцев, и если мне это удастся, ты сможешь провести зиму на юге, будешь жить, как захочешь, не думая о деньгах. Если ты можешь петь, только когда клетка красивая и ее озаряет солнечный свет, я знаю для тебя подходящее местечко.

Ни о чем определенном не договорившись, мы расстались на несколько месяцев.

ГЛАВА XXII

"ВЕЛИКАЯ РОМАНТИЧЕСКАЯ СТРАСТЬ"

Не существует более сложной проблемы для писателя, более тяжелой задачи, чем необходимость решить, насколько далеко ему следует позволить себе зайти в изображении человеческих слабостей. Все мы произошли от животных, и безо всях книг легко можем себе представить, к чему способно привести неограниченное потакание своим слабостям. Но всё же это поучительно, это служит нам предостережением: как только спасительный якорь возвышенной решимости будет утерян, хрупкость человеческой личности превращается в порок. Вся наша цивилизация сотворена искусственно с помощью усилий, весь возвышенный гуманизм - это награда за постоянную борьбу с природными желаниями.

Осенью 1898 года я продал «The Saturday Review»  лорду Хардвику и его друзьям, и сразу же после заключения сделки, в ноябре, сообщил Оскару телеграммой, что вскоре приеду в Париж и готов повезти его на каникулы на юг. Послал ему денег, чтобы он смог подготовиться к путешествию.

Через несколько дней я пересек Ла-Манш и телеграфировал ему из Кале, пригласил пообедать в ресторане «Дюран», попросил начинать без меня, если я опоздаю.

В ожидании блюд я сказал:

- Я хочу задержаться в Париже на два-три дня, посмотреть кое-какие картины. Ты готов выехать на юг в четверг?

Был, кажется, понедельник.

- В четверг? - переспросил Оскар. - Да, Фрэнк, думаю, да.

- Вот деньги, хватит на всё, что тебе может захотеться купить, - я вручил Оскару чек, который выписал на свое имя и подписал, чтобы Оскар знал, где его можно обналичить.

- Как мило с твоей стороны, Фрэнк. Не знаю, как тебя благодарить. Ты выезжаешь в четверг, - добавил он, словно размышляя.

- Если хочешь немного задержаться, так и скажи, я с удовольствием задержусь, - сказал я.

- Нет, Фрэнк, думаю, четверг подойдет. Неужели мы на самом деле едем на юг на целую зиму. Как чудесно, как великолепно там будет.

Мы чудесно пообедали, просто не могли наговориться. Оскар рассказывал о новых французских литераторах, подробного говорил о Пьере Луисе, которого назвал своим учеником:

- Фрэнк, это под моим влиянием он написал свою «Афродиту» прозой.

Кроме того, Оскар говорил о театре «Гран-Гиньоль».

- «Гран-Гиньоль» - первый театр Парижа. Он похож на церковь нонконформистов - зал-сарай с галереей позади и маленькая деревянная сцена. На сцене представляют примитивные трагедии из реальной жизни. Они столь же отвратительно-очаровательны, как сама жизнь. Ты должен это увидеть, а кроме того, мы пойдем на спектакль Антуана, ты должен увидеть новое творение Антуана, он делает большое дело.

Наш обед невообразимо затянулся. Мне нужно было так много рассказать о Лондоне и услышать о Париже, мы разговаривали и пили кофе до часу ночи, и когда я предложил поужинать, Оскар принял эту идею с энтузиазмом.

- Фрэнк, я часто обедал с тобой с двух до девяти часов, а сейчас буду обедать с тобой с девяти часов до завтрашнего завтрака.

- Что мы будем пить? - спросил я.

- То же самое шампанское, Фрэнк, как ты на это смотришь? - потеребил подбородок Оскар. - Не существует вина столь же вдохновляющего, как это сухое шампанское со столь изысканным букетом. Ты первый сказал, что мои пьесы - шампанское литературы.

Мы вышли из ресторана в три часа ночи, я устал и хотел спать после путешествия, а Оскар выпил, похоже, больше, чем следовало. Зная, что он ненавидит ходить пешком, я остановил «voiture de cercle»  и сказал, чтобы Оскар садился, а я пойду в свой отель пешком. Он поблагодарил меня, но, кажется, пребывал в нерешительности.

- Ну что еще? - спросил я, мне хотело поскорее лечь спать.

- Нужно сказать тебе пару слов, - сказал Оскар и оттащил меня от экипажа, в котором ждал  chasseur с ковриком. Отведя меня на три-четыре шага, Оскар спросил, запинаясь:

- Фрэнк, не мог бы ты...одолжить мне несколько фунтов? Я в очень тяжелом положении.

Я уставился на Оскара: я ведь вручил ему чек в начале обеда, неужели он забыл? Или, быть может, он хочет сохранить эти сто фунтов нетронутыми для каких-то целей? Мне вдруг пришло в голову, что у него, может быть, нет денег даже на экипаж. Я достал стофранковую банкноту и вручил ее Оскару.

- Спасибо тебе огромное, - сказал Оскар, засовывая банкноту в карман жилета. - Так мило с твоей стороны.

- Ты придешь завтра на ланч в час дня? - спросил я, усаживая Оскара в маленький экипаж.

- Да, конечно, воскликнул Оскар, и я ушел.

-На следующий день за ланчем Оскар встретил меня с каким-то смущением: