- Я сделаю, что могу, но не обещаю.
- Если мы не увидим тебя до шести, я сам за тобой приеду.
Положив трубку, я издала вопль, представив себе дом, слуг и всех их выпендрежных
друзей. Я бы лучше пошла лечить зубной канал. Почему я просто не соврала и не сказала.
что занята? Что ж, уже было слишком поздно. Я оставила в покое уборку и поднялась по
спиральной лесенке. Открыла шкаф и уставилась на свои вещи. Признаю, что обычно по-дурацки горжусь обладанием единственного платья, кроме случаев вроде этого.
Я вытащила платье и поднесла к свету.Оно не выглядело слишком плохо. Но потом меня
поразила мысль похуже. Что если они все одеты в дизайнерские джинсы? Что если только
я одна появлюсь в платье, сделанном из немнущегося синтетического материала, который
позже наука признает канцерогенным? Буду выглядеть как зануда и ботаничка, кто я и
есть.
18
Я въехала на парковку в имении Хайтауэров вскоре после шести часов. Дом сиял огнями, хотя до наступления темноты был еще целый час. Вечер был прохладным, четырнадцать
градусов, согласно информации по радио у меня в машине. Я припарковала свой
фольксваген 1974 года между красным “ягуаром” с низкой посадкой и квадратным, отделанным хромом, черным “роллс-ройсом”. Издали это выглядело как будто маленькая
горбуша затесалась в косяк акул.
В последний момент я решила дилемму с одеждой: черные туфли без каблуков, черные
колготки, очень короткая черная юбка и черная футболка с длинным рукавом. Я даже
нанесла некоторый макияж: пудра, блеск для губ и черная линия вдоль ресниц.
Дверь открыла белая служанка среднего возраста в черной униформе и провела меня в
фойе, где предложила взять мою сумку. Я отказалась, на случай, если мне представится
возможность быстро покинуть здание. Слышался звук разговоров, прерываемый таким
смехом, который говорил о долгой и неограниченной доступности спиртного.
Служанка что-то пробормотала и пошла через гостиную, в своих бесшумных туфлях. Я
последовала за ней через столовую и наружу, в огороженный атриум, где стояли
пятнадцать- двадцать человек, со своими напитками и коктейльными салфкетками.
Официант расхаживал с подносом закусок: крошечные, на один укус, бараньи отбивные, с
бумажками на концах.
Как типично на вечеринках в Калифорнии, часть людей была одета лучше меня, а часть
одета, как бездомные. Самые богатые, похоже, практиковали последнее, одевшись в
мешковатые чинос, бесформенные хлопчато-бумажные рубахи и спортивные тапочки на
босу ногу. Не настолько богатые должны были потрудиться немножко больше, добавив
много золотых украшений, которые могли или не могли быть фальшивыми.
Я поставила сумку у стены за креслом и стояла рядом, надеясь забрать свое имущество, когда начнется паника. Я не знала ни души и уже чувствовала необходимость сбежать.
Если не увижу Эрика или Дикси в ближайшие двадцать секунд, повернусь и уйду.
У моего плеча появился чернокожий официант в белом пиджаке и спросил, не хочу ли я
выпить. Он был высоким, лет сорока с чем-то, его тон был изысканным, а выражение лица
бесстрастным. На бейдже было написано “Стюард”. Интересно, что он думал об обществе
Монтебелло. Я искренне надеялась, что он не принял меня за одну из них. С другой
стороны, наверное, в этом не было ничего опасного.
- Можно шардонне?
- Конечно. У нас есть Кистлер, Сонома-Катрер и Беринджер.
- Удивите меня.
Я наклонила голову.
- Кажется, я откуда-то вас знаю.
- Рози. Большинство воскресений.
Я показала на него пальцем.
- Третья кабинка сзади. Вы обычно читаете книги.
- Точно. Я сейчас работаю на двух работах, и воскресенье - еднственный день для себя. У
меня трое детей в колледже, а четвертый пойдет на следующий год. К 1991 году я снова
стану свободным человеком.
- Какая у вас другая работа?
- Продажи по телефону. У меня есть друг, владелец компании, и он разрешает мне
работать в любое удобное время. У него все равно текучка кадров, а я умею хорошо
болтать. Я сейчас вернусь. Не уходите.
- Я буду здесь.
В другом конце помещения я увидела Марка Бетела, который разговаривал с Эриком, наклонившись над его креслом. Эрик сидел спиной ко мне, а Марк стоял слева от него, лицом в мою сторону.У Марка было длинное лицо и редеющие волосы, из-за чего его лоб
казался большим. Он носил очки в черепаховой оправе, за которыми были светло-серые
глаза. Хотя технически он не был хорош собой, телевизионные камеры были к нему
удивительно добры. Он снял пиджак, и пока я наблюдала за ним, расслабил галстук и
закатал рукава своей хрустящей белой рубашки. Жест говорил о том, что несмотря на
формальный вид, он был готов работать для своих избирателей. Это был смягченный
имидж, который, возможно, скоро появится в его рекламных роликах.
Атака его кампании была бесстыдно оркестрована: младенцы и старики и американский
флаг, реющий под патриотическую музыку. Его оппоненты были представлены в черно-белом цвете, с заголовками таблоидного типа, порицающими их вероломство.
Мысленно я отшлепала себя за цинизм. Жена Марка, Лэдди и его сын, Малкольм, стояли
неподалеку и разговаривали с другой парой.