В серых глазах мелькнула боль. Терри стало стыдно. Его слова были жестоки – он знал это, но ничего не мог с собой поделать. Когда дело касалось этого человека, принесшего ему столько боли, горечи и унижений, гнев туманил его разум и заставлял молчать сердце. Однако, глядя в эти серые глаза, полные непередаваемой муки, ему вдруг стало стыдно, а где-то в глубине шевельнулось нечто очень похоже на… жалость. Терри вдруг представил себя на месте отца. Представил, что там, наверху Кенди терпит по его вине незаслуженную муку, а он вынужден сидеть здесь и ждать, не в силах ничего исправить и хоть как-то облегчить ей боль… И ему стало страшно. По спине пробежал неприятный морозец. Терри невольно поежился и отвернулся, мысленно молясь, чтобы отец не заметил его слабости.
Впрочем, герцогу было не до него. Войдя в гостиную, он прошагал к ближайшему креслу и тяжело опустился в него, закрыв лицо ладонями.
Терри подошел к небольшому столику у стены, на котором стояли графин с вином и пара бокалов. Плеснув вино в бокал, он протянул его отцу. Тот машинально принял его и залпом осушил, явно не сознавая, что делает. Терри подавил вздох.
- Нам остается только ждать, – тихо сказал он. – Только ждать.
Еще несколько часов спустя…
Минута… Еще минута… Не отрывая взгляда, Ричард следил, как тонкая резная стрелка каминных часов совершает привычный путь.
Минута… Еще минута…
Графин с вином давно опустел, как и две бутылки лучшего шотландского виски, принесенные из библиотеки. Ему хотелось напиться. Нет, ему хотелось того, что дарит алкоголь. Ему хотелось забытья. Но, увы… Даже в этой малости ему было отказано. Ни вино, ни виски не подарили желанного забвения. Он был абсолютно и невыносимо трезв. Словно коснувшись его губ, спиртное превращалось в воду.
Минута… Еще минута…
“Сколько же еще?!! Это не может длиться так долго! Хотя откуда мне знать? Меня ни разу не было рядом, когда рождались мои дети! Но… Ни один человек не вынесет такой боли! Тем более Лин! Моя Лин… Прости меня… Прости…”
Из распахнутой двери долетели быстрые шаги. Ричард вздрогнул и поднял голову. В гостиную вошла Кенди. Ее лицо побледнело, а под глазами залегли тени. Она выглядела растрепанной и уставшей. Две пары одинаково горящих беспокойством глаз впились в нее. Поймав взгляд герцога, девушка молча покачала головой.
- Доктор делает все, что может, – прошептала она. – Но… Мне очень жаль, Ричард.
Лицо герцога стало даже не бледным, а серым.
- Мы еще можем спасти и ее, и малыша, – поспешила сказать Кенди, увидев его реакцию. – Вы не должны терять надежду. Мы все должны надеяться и верить, что с ними все будет хорошо. Изо всех сил, – она перевела взгляд на мужа. – Можно мне воды, пожалуйста.
Терри молча наполнил стакан и протянул ей. Благодарно улыбнувшись, Кенди быстро выпила воду.
- Я должна вернуться наверх. Доктору нужна моя помощь. И Элеоноре тоже.
- Я хочу увидеть ее, – очень тихо произнес Ричард.
Лицо Кенди стало серьезным, даже строгим.
- Нет, Ричард. Вам не нужно видеть ее в таком состоянии. Только не сейчас, поверьте мне. Да, у нее сложные роды, но, как я сказала, не стоит терять надежду.
- Она мучается уже столько часов…
- Ричард, прошу вас, возьмите себя в руки! У меня нет времени возиться еще и с вами! Все будет хорошо – вы должны в это верить! Все будет хорошо!
- Это я виноват, – он снова опустился в кресло и закрыл лицо руками. – Только я. Если бы не я…
- Вы ни в чем не виноваты, Ричард, – возразила Кенди. – Никто не виноват. Роды – это всегда больно и тяжело. И долго. Дать жизнь ребенку – непростая задача. Но ведь иметь ребенка – это величайшее счастье. Дети – это смысл жизни. И вы подарили Элеоноре это счастье. Разве можно жалеть об этом? А сейчас извините, но мне пора. Я пришла, чтобы приободрить и успокоить вас.
Кенди вышла из гостиной, и ее легкие шаги растаяли на лестнице.
Минута… Еще минут…
Тик-так… Тик-так… Тик-так…
Минута… Еще минута…
«Это моя вина. Только моя. Прости меня, Лин».
Ожидание становилось невыносимым. Тишина давила на плечи. Ее взгляд упирался в спину немым укором. Он задыхался. Ричард резко поднялся.
- Пойду, пройдусь, – пробормотал он, словно бы оправдываясь и избегая взгляда Терри. – Душно.
Ему хватило сил, чтобы выйти из гостиной привычным размерным шагом, но, едва оказавшись за порогом, он почти бегом бросился к двери. Впрочем, ему было все равно. Пусть его гордый упрямый сын думает, что пожелает, а все, чего хотелось ему, так это очутиться подальше отсюда, вырваться из этого удушливого капкана, наполненного тишиной и страданием. И ожиданием. Бесконечным. И почти безнадежным.
Он шел, сам не зная куда. Куда вели ноги. Ночь обняла холодом и стрекотом сверчков, но он не заметил этого. Он не видел и не слышал ничего. Перед глазами качалась туманная пелена.
“Прости… Прости меня… – билась в мозгу единственная мысль. – Прости меня… Только живи, Лин, слышишь? Только живи… Не оставляй меня! Не оставляй! Только не сейчас, когда я обрел тебя вновь! Ты не можешь так поступить со мной! Не можешь! Не можешь…”