6. Ружья стрелка Шарпа / 7. Война стрелка Шарпа (сборник)

Что еще делает неприятель, так и осталось загадкой, но Квинту они, по крайней мере, не трогали.

Лекарь, приходивший осмотреть Хэгмэна, полагал, что маршал Сульт собирает силы для крупного наступления на юге и не хочет растрачиваться по мелочам на стычки в горах.

– Вот завладеет всей Португалией, – изрек эскулап, снимая с груди раненого вонючий компресс, – а потом и за вас возьмется. – Он поморщился и тут же в изумлении покачал головой – рана была чистая, да и Хэгмэн чувствовал себя лучше: легче дышал, мог сидеть и с аппетитом ел.

На следующий день Виченте ушел. Лекарь рассказал, что армия генерала Сильвейры не сдает Амаранте и доблестно защищает мост через Тамегу, и молодой лейтенант, услышав такие новости, счел своим долгом помочь защитникам города. Однако через три дня португальцы вернулись – район между Вилья-Реал-де-Жедеш и Амаранте кишел конными патрулями.

– Я впустую трачу здесь время, – сокрушался Виченте.

– Как ваши люди? – спросил Шарп.

– Как? Ну, полагаю, не хуже других.

– Вы так полагаете? – усомнился Шарп и в тот же день построил всех, британцев и португальцев, и заставил каждого продемонстрировать свое умение: сделать три выстрела в минуту из португальского мушкета.

Смотр устроили на площадке перед домом, а время засекали по напольным часам в гостиной.

Сам Шарп справился с заданием без труда. В армии прошла половина его жизни, а мушкеты у португальцев были английского образца и хорошо ему знакомы. Откусываешь патрон, засыпаешь порох в ствол, загоняешь пыж и пулю, засыпаешь порох на полку, взводишь курок, стреляешь, опускаешь мушкет и повторяешь всю операцию заново. Глядя на своего лейтенанта, стрелки ухмылялись – уж они-то его знали хорошо.

Сержант Мачедо оказался единственным, кто, не считая Шарпа, уложился в сорок пять секунд. Пятнадцать британцев и двенадцать португальцев потратили на каждый выстрел по двадцать секунд. Остальные в норматив не уложились, и Шарп с Виченте взялись за них всерьез. Уильямсон, попавший в число неудачников, принялся жаловаться: мол, какой толк тренироваться с мушкетом, если у него винтовка. Нудил он достаточно громко, вероятно ожидая, что Шарп предпочтет не обратить внимание, а потому выразил недовольство, когда лейтенант вытащил его из строя.

– Есть жалобы?

– Никак нет, сэр, – угрюмо ответил Уильямсон, глядя мимо командира.

– Смотри на меня, – сказал Шарп.

Солдат подчинился.

– Я выбрал мушкет, потому что не хочу, чтобы португальцы думали, будто мы к ним придираемся. – (Уильямсон молчал.) – К тому же мы находимся в тылу врага, и что будет, если твоя винтовка выйдет из строя? Есть и еще одна причина.

– И какая ж, сэр?

– Если ты не уложишься в минуту, я буду гонять тебя до тех пор, пока ты не захочешь пристрелить меня, чтобы покончить с этим.

Уильямсон уставился на него с таким выражением, словно ни о чем лучшем он не смел бы и мечтать, но Шарп тоже уперся в него взглядом, и Уильямсон отвел глаза.

– Только порох зря переводим, – проворчал он и был отчасти прав.

Правда, Кейт, открыв ружейную комнату отца, обнаружила в ней бочку с порохом и форму для пуль, так что солдатам нашлось еще одно занятие: отливать пули и набивать патроны, используя при этом страницы из взятой в библиотеке Квинты книги проповедей. Пули, правда, получались маленькие, но для занятий вполне годились, так что стрельба не смолкала на протяжении трех дней. Французы, должно быть, слышали выстрелы и видели поднимающийся над Вилья-Реал-де-Жедеш дым, тем не менее разузнать, что именно происходит, никто не торопился.

Не торопился и подполковник Кристофер.

– Рано или поздно они все равно придут, – сказал Шарп Харперу, поднимаясь на холм за особняком.

– Может, да, а может, и нет. Они ж знают, что мы здесь.

– А когда придут, порубят нас на кусочки.

Харпер не разделял пессимизма командира, но, не желая вступать в спор, пожал плечами.

– Далеко еще? – спросил он хмуро.

– На самый верх. – Шарп провел сержанта через лес, и они оказались на голом скалистом склоне, на вершине которого стояла сторожевая башня. – Бывал здесь?

– Я вырос в Донеголе, и там нас учили никогда не забираться на вершину холма.

– Почему?

– Потому, сэр, что если там и было что-то хорошее, оно давно скатилось вниз, и ты только потратишь впустую силы. Господи, да отсюда до неба рукой подать.

Тропинка, извивавшаяся между камнями, становилась все круче, так что пройти по предательской осыпи могли разве что козы, которых вряд ли мог заинтересовать разваливающийся каменный обрубок.

– Построим здесь форт, – обрадовал сержанта Шарп.

– Помилуй нас, Господи, – простонал ирландец.

– Мы разленились, Пэт. Изнежились. Раскисли от безделья. Это плохо.

– Но зачем нам форт? Этот холм уже сам по себе крепость. Его и сам дьявол штурмом не возьмет.

– Сюда есть два пути, – пропустив вопрос мимо ушей, продолжал Шарп, – та тропинка, по которой поднялись мы, и другая на южной стороне склона. Я хочу поставить стены поперек каждой тропы. Каменные стены. Достаточно высокие, чтобы, укрывшись за ними, вести огонь по врагу. Камней здесь хватает.