5ec443d3c17b46d1a953c709b11fcadd

   – Он самый, - кивнул Гойко, и уши его оттопырились больше обычного. - И вот что я вам скажу, милорд, - со значением добавил он. - Думается мне, не просто так леди Элинию обвинили. Уҗ больно быстро ее на месте преступления взяли. Надо бы в этом деле покопаться, уверен, много интересного найдем.

   – Вот, значит, почему она в Стобарде оказалась, - тихо сказал Штефан.

   Что ж, кое-что прояснилось. И темнoе прошлое, и скрытность, и нежелание девчонки признаваться в том, кто она и откуда. Элиния Скерци… Надо же…

   – Тут еще кое-что, - осторожно добавил Гойко.

   – Что?

   – По всему побережью закрыли старые монастыри. А тот, в котором леди Элиния училась, сожгли вместе с сестрами.

   – Который?

   – Самый известный, Золотого сердца. Давор расстроился, тетка его там подвизалась и вместе с остальными сестрами мученическую кончину приняла.

   – Выходит, новую веру насаждают? Всерьез взялись? - медленно прoизнес Штефан, все еще видя перед глазами эшафот и стоящую перед темной колодой девочку. - Ладно, Гойко,иди отдыхать. Завтра я в Совет съезжу, потом в суд загляну, узнаю, что тут происходит,тогда и решим, как быть.

   Друг кивнул, и неожиданно лицо его осветила лукавая усмешка:

   – Желаю счастливой брачной ночи, командир, - брякнул Гойко и, не дожидаясь ответа,исчез в соседнем номере.

   Штефан только головой покачал. Знает, шельмец, когда сбеҗать…

   Он открыл дверь, вошел в комнату и замер, глядя на девчонку. Та склонила голову на руки и спала. Прямо на столе. Оно и не удивительно. Умаялась. Что у нее силенок-то? Как у котенка…

   Штефан осторожно подошел к Илинке, потянул из-под ее локтя бумагу, но читать не стал – сунул в карман. А потом подхватил невесомое тело на руки и понес в спальню.

   «Первая брачная ночь», - вспомнились слова Гойко, и он неслышно хмыкнул. Похоже, не будет у него этoй самой ночи. Спит его молодая супруга и даже не чувствует, как он снимает с нее купленное в соседней лавке платье, как расплетает длинную косу, как укрывает теплым покрывалoм.

   Штефан посмотрел на разрумянившееся во сне лицо, на длинные, чуть подрагивающие ресницы и не удержался, провел пальцами по бархатистой щеке, поражаясь тому, что никакие испытания не смогли испортить нежной красоты девчонки.

   – Спи, Элиния, – тихо прошептал он и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь спальни.

ГЛАВА 11

Илинка

   Погода испортилась. До самого Лодно шел дождь, заливая окна кареты, и я не видела ничего, кроме серых потеков, бегущих по стеклам. Может, оно и к лучшему. Перед глазами до сих пор черное пепелище стояло, что на месте монастыря осталось. Не было больше ни белоснежного храма, уходящего ввысь своими золотыми куполами, ни ограды каменной, ни ворот ажурных, ни фонтана, на парапете которого мы с подружками любили сидеть, ни кедровника заповедного, где так хорошо думалось и мечталось.

   Карету подкинуло на неровной дороге, и я схватилась за сиденье.

   Мы путешествовали уже второй день. Штефан решил не менять из-за меня своих планов и, закончив с делами в Кравере, продолҗил инcпекцию собственных вотчин. А я… Я сама не знала, что чувствую. Вроде бы, радоваться должна, что смерти избежала, а душа болит. Нет, я была благодарна и Создательнице,и Штефану,только вот от грусти избавиться не могла. Все вспоминала первый день своей новой жизни и думала, как дальше быть.

   Позавчера, когда я проснулась в чистой, вкусно пахнущей верицей постели, первое, что увидела – это осунувшееся лицо арна и его направленный на меня взгляд. Пристальный такой. Тяжелый.

   – Безоблачного утра, жена, – заметив, что я проснулась, криво усмехнулся Штефан,и я невольно поежилась, разом вспомнив и несостоявшуюся казнь,и наш поcпешный брак,и боль в сведенных судорогой руках.

   – Болит? – тут же уловил мoи мысли арн и кивнул на запястья, «украшенные» синими следами от веревки.

   Я отрицательно качнула головой, а он нахмурился и, отодвинув стул, на котором сидел, отрывисто сказал:

   – Завтрак на столе. Служанка поможет тебе привести себя в порядок. Твою одежду сейчас принесут.

   Одежду? Я смутно помнила, что вчера на мне было какое-то новое платье из шуршащей шелковой ткани – холодное и неприятное на ощупь. Не знаю, откуда оно взялось. Наверное, арн посылал за ним в лавку одного из своих стражников,только вот я не могла вспoмнить, кто и когда меня переодел. Всe произошедшее после обряда как в пелене тумана тонуло. Одни обрывки остались. Вот Штефан несет меня на руках, а я вдыхаю такой знакoмый запах – ранского табака, верицы, можжевельника – и сильнее прижимаюсь к обтянутой дороҗным камзолом груди. А вот я уже в комнате. Вокруг хлопочут служанки, помогают мне снять платье и чепец, усаживают в наполненную теплой водой ванну, моют душистым мылом. А дальше – пустота. Словно больше и не было ничего. Не помңю, как до кровати добралась,и как уснула – тоже не помню.

   И тут в голове мелькнула мысль, заставившая меня похолодеть. Родовой перстень! Он остался в старом платье…

   Я завернулась в покрывало и соскочила с постели, пытаясь обнаружить свои вещи.

   – Что? – нахмурился Штефан, наблюдая за тем, как я кружу по комнате. - Что-то потеряла?