5323fafd9daa43cea51194aed4d0639c

- Лили, как же ты замуж собираешься выходить? Я даже из кухни вижу, что у тебя тут сплошные складки!

Лили еле проглотила так и просившийся на язык ответ – вот уж на что Джеймсу было в высшей степени наплевать, так это на ее таланты накрывать на стол. И с еще большим трудом проглотила вопрос, каким чудом сестре удалось так идеально выровнять скатерть.

Мама проскользнула к сушилке, собираясь протереть фарфор; Петунья буквально выхватила посуду у нее из рук.

- Нет, мамуля, - запротестовала она, - отдыхай, сегодня будем хозяйничать мы с Лили. Мы же уже почти взрослые женщины.

- Ну да, совсем взрослые – одной шестнадцать, другой восемнадцать, - улыбнулась мама, целуя в щеку старшую дочь, но взгляд ее затуманился.

Сервировка обеда в исполнении Петуньи была достойна приема у герцогини. Она усадила маму во главе стола и отдавала Лили распоряжения, куда лучше поставить то или иное блюдо, но недовольно поджимала губы и поправляла каждую тарелку, как только та оказывалась на столе. От чудесных запахов – жареный цыпленок с подливкой, чесноком и петрушкой – у Лили потекли слюнки; не дожидаясь, пока Петунья прочитает молитву, она воткнула ложку в блюдо с картофелем и заработала от сестры убийственный взгляд.

- Петунья, кажется, ты перестаралась, - мамины глаза искрились от смеха. - Лили оказалась совершенно не в силах устоять.

- Пожалуйста, поторопись, - простонала Лили.

Разумеется, сестра поняла “поторопись” как “делай как можно медленнее” и затянула длиннющую молитву. Лили не могла мысленно не отметить, насколько же это действо отличалось от Рождества с Джеймсом и ребятами – разумеется, они всегда приглашали Сириуса, Ремуса и Питера, и те всегда приходили. Джеймс и Сириус запускали разные экстравагантные хлопушки и рождественские фейерверки из “Зонко”, и что-то неизбежно загоралось, но Лили или Ремус – а чаще оба сразу, поскольку пожар обычно начинался сразу в нескольких местах – заливали пламя холодной водой. Рождественский обед, как правило, варьировался от крайне экзотичного до полнейшей дикости – в зависимости от того, что именно на сей раз откопали в тайских, марокканских или камбоджийских ресторанчиках Сириус с Ремусом. Потом Ремус играл на пианино рождественские гимны – первую пару гимнов пели серьезно, но Сириус и Джеймс всегда сводили их к игре в слова – конечно же, неприличные.

По телу снова расползлась ледяная дрожь – чтобы унять ее, пришлось отпить глоток воды. О Боже, как же она хотела увидеться с Джеймсом. Если бы только это было возможно…

Стоп… но это ведь возможно, верно? Есть же поезда. На мгновение Лили была ошеломлена – отчего эта мысль не пришла ей в голову раньше? Здесь и сейчас Джеймс не умер, он был жив, и она знала, где дом его родителей. Его можно найти, повидаться с ним, услышать его голос, прикоснуться к нему…

- Лили? - тихо спросила мама. - Что с тобой, дорогая?

Она подавила рвущийся из горла крик. Какое же у жизни извращенное чувство юмора – самые сокровенные мечты сбываются и оборачиваются кошмарами. Лили вернулась домой, к любящей маме, и может снова увидеть своего еще не погибшего мужа, и тут Сев, не ставший Пожирателем Смерти – и надо лгать, все время лгать и притворяться, скрываться от всех, кроме одного-единственного человека – при том, что за дружбу с ним ее наверняка заклюют…

Не слишком уверенно она попыталась изобразить улыбку. Прищурившись, Петунья зорко следила за ней со своего конца роскошного стола, а у матери закаменело лицо – значит, получилось неубедительно.

- Со мной? Ничего. У меня самое что ни на есть рождественское настроение.

Петунья невозмутимо отрезала кусочек цыпленка.

- Наверняка виноват этот мальчишка, Снейп, - фыркнула она безразлично. - Полагаю, он снова совершил что-то ужасное – как всегда, впрочем; про него это всякий скажет.

- Петунья, - сказала мама – пока что еще тихо.

Лили так крепко сжала вилку и нож, что от напряжения у нее затряслись руки.

- Вообще-то Северус ничего такого не сделал и вел себя замечательно, - прошипела она, стиснув зубы до скрежета. - Так что если ты от него отвяжешься и закроешь наконец свою пасть, я буду тебе бесконечно признательна!

- Лили! - произнесла мама, останавливая перепалку. Петунья ничего не сказала – лишь молча раздувала ноздри; на ее скулах вспыхнули пятна. - Вы обе – немедленно прекратите. Лили, не смей разговаривать с сестрой в подобном тоне. Петунья, Лили имеет точно такое же право на личную жизнь, как ты и я. Все, тема закрыта. В Рождество надо обсуждать что-то более приятное.

- Да, мама, - сказала Лили одновременно с Петуньиным слащавым: - Конечно, мамулечка.

В столовой воцарилась тишина, нарушаемая только звяканьем приборов.

***