4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

— Это не так, — вздохнула я, хотя ее слова неприятно царапнули внутри. — Просто он знает, что его купили дорого, и предложил мне единственный вариант, как вернуть потраченные на него деньги. И приумножить их.

— Лучше бы он проявлял усердие в том, что от него требуется, — понизив голос, склонилась к моему уху Изабель. — Если у семьи Адальяро появится наследник, этот раб разом окупит себя.

Мои щеки загорелись — то ли от смущения, то ли от досады, — и я отвела глаза.

— Вы говорите об этом каждый день. Я вынуждена отдаваться другому мужчине ночью, а днем мне не устают напоминать об этом. Неужели вы не понимаете, как я себя при этом чувствую? — с горечью упрекнула я свекровь.

— Ты бы чувствовала себя куда лучше, если бы предпочла Кима, дорогая, — вкрадчиво шепнула мне на ухо Изабель.

Кима. Который на глазах у господ занимается развратом с рабыней, возлежит с моим мужем и по ночам ублажает свекровь. И после этого прелюбодейство с ним должно заставить меня почувствовать себя лучше? Да они тут все тронулись умом, не иначе.

— Поездка утомила меня, — я поднялась, не глядя на Изабель. — С вашего позволения, отдохну у себя.

Каждая мышца в теле приятно ноет: сегодня хорошо потрудился. После приезда госпожа не стала заковывать меня в кандалы, а без них работается значительно легче. В масштабах предстоящей работы я сделал всего ничего: выворотил из сбитой в железо почвы камни на участке размером в два человеческих роста. Капля в море, если посудить. Зато теперь я убежден, что дело двигается, и воплотить задуманное возможно. Завтра с утра появятся нанятые госпожой рабы и начнут возводить ограждение. Нескольких я смогу привлечь себе в помощь. Успеть бы выстроить каркас и крышу до сезона дождей.

Сегодня поистине удивительный день. Я не только смог приступить к воплощению мечты, но и встретил лекаря Гидо. Аро жив! Гидо выходил его. Поначалу мое сердце забилось быстрее, но вскоре мрачные мысли отравили первую радость: мальчик все еще остается игрушкой в руках Вильхельмо. Игрушкой, которую можно подкладывать под каждого… Ублюдок не преминет отомстить мне даже заочно и не успокоится, пока не сживет Аро со свету, уж мне ли не знать. Да еще постарается сделать так, чтобы мне стало об этом известно.

Когда садится солнце, на пустошь приходит чета Адальяро. Липкий страх заползает под рубашку: что, если дону Диего стукнет в голову передумать? Но он наблюдает за мной в молчании. Поймав мой настороженный взгляд, демонстративно обнимает жену и целует ее в губы. Отворачиваюсь: во мне закипает глухая ярость, хочется презрительно сплюнуть. Какое мне дело до его игрищ с женой? Пусть бы и трахал ее сам, раз уж выставляет напоказ свою власть над ней. Но ведь он своими руками подкладывает ее ко мне в постель, так зачем теперь дразнит?

Вспоминаю мягкость ее губ под своими губами, и ярость заставляет меня крошить в кулаках камни. Раз уж ей так по душе ее красавчик, то пусть и проводит у него ночи. Но в виски ядовитым жалом вонзается мысль: никто не имеет права целовать ее губы. Я был ее первым, и ночью она снова ляжет со мной. Она родит детей — от меня, не от него. Пусть она носит его имя, но в страстной истоме будет шептать мое.

Ярость отступает: теперь красавчик Диего кажется мне жалким. Пусть трахает своих смазливых мальчиков, а я буду трахать его жену.

С темнотой приходится остановить работу и возвратиться в дом. За мной стали лучше ухаживать: девица Лей приносит целый поднос еды, кувшин холодной воды и свежую одежду. Тянусь за свертком, но она вдруг хватает меня за руку.

— Ты что? — хмурю брови.

— А то, — дерзит она, презрительно искривив губы. — На какой помойке тебя держали, увалень, что ты не знаешь, как обращаться с женщиной?

— Что-о-о? — голос рокочет где-то в гортани; еще немного — и моя рука потянется прямо к горлу этой бешеной кошки. — Тебе какое…

— Госпожа слишком юная и многого не знает, а ты лезешь в нее без подготовки, как кобель на суку. Ей больно, уяснил? Вот, держи, — в мою руку ложится маленький пузырек. — Научить пользоваться или сам догадаешься, что к чему?

— Катись к дьяволу, — начиная трястись от раздражения, огрызаюсь я, но пузырек сжимаю в ладони. — Я не нуждаюсь в советах шлюхи.

Она насмешливо кривит губы, отступая к двери.

— Можно подумать, ты не такая же шлюха, как я, — находясь на безопасном расстоянии, с презрительным смешком бросает она и тут же закрывает за собой дверь.

Меня рвет в клочья дикая ярость. Никогда бы не подумал, что слова рабыни заденут меня так глубоко. Сложно отрицать, что ее слова правдивы: я такая же шлюха, как и все остальные рабы, которых возжелает хозяин.

Значит, госпожа делится с ней сокровенным? Жалуется на меня?

Поначалу хочется запустить подносом с едой в стену, разгромить мебель в комнате и вышвырнуть пузырек через окно прямо в преддверие пекла. Однако со временем ярость стихает: вспоминаю о том, что от благосклонности госпожи зависит многое. Нельзя все испортить из-за глупой гордыни. Да и какая гордыня может быть у презренного раба?