4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

Теплое тело льнет к груди, будоражит плоть, но туман в голове понемногу рассеивается. Шаг, еще шаг — несу ее в спальню, кладу на кровать, поправляю задравшуюся рубашку на голых коленях. Она тихо скулит и сворачивается калачиком среди подушек, а я отступаю к окну. Руки хватаются за голову, пальцы пропахивают борозды в отросших волосах.

— Почему ты не сказала? Зачем искушала меня? И чем, пекло тебя дери, ты занималась у мужа в спальне?

Во рту сухо и горячо, как в жерле вулкана.

Задеваю бедром столик у окна, несколько сочных плодов выкатываются из вазы, шмякаются об пол. Пытаюсь удержать остальные, под руку попадается кувшин. Почти полный. Облизываю сухие губы, кошусь на кровать: хозяйскую еду без позволения брать нельзя.

Мысль настолько идиотская, что хочется рассмеяться, но горло сжимает спазмом. Что ж ты за раб, если хозяйку берешь без спросу, а сделать глоток питья стесняешься?

— Можно… я…

Она вздрагивает, все еще всхлипывая, но приподнимает голову. Я снова провожу языком по губам и беру кувшин.

— Пить хочется. Пойлом, которое мне приносят, напиться невозможно.

Морщусь, вспоминая ту дрянь. Вода есть в купальне, но после обеда я был заперт в своей клетке.

Она неуверенно кивает, приподнимается на локте. Вытирает глаза рукой, косится на меня с опаской.

— Каким пойлом?

Прежде чем ответить, жадно делаю несколько больших глотков. По горлу разливается приятная прохлада: подкисленная лимоном вода оживляет плоть. Отрываю губы от глиняного горлышка, утираюсь, смотрю на нее. Она все еще ждет ответа.

Это и правда все, что ее сейчас заботит? Чем меня кормят и поят?

Точно — блаженная.

— Каким пойлом? — повторяет упрямо.

— Тягучим. Зеленым. Горьким, хоть и с медом. После него блевать хочется.

Глаза будто приковали к ней цепью. Меняется в лице, садится на кровати, подтягивает колени к груди.

— Не пей это больше. Никогда.

Смутное подозрение заставляет нахмуриться.

— Рассказывай.

— О чем? — подбирается, обнимает колени руками, отводит взгляд.

— Обо всем, — делаю шаг к ней.

Она испуганно дергается, вжимается спиной в мягкое изголовье кровати, съеживается в комок.

— Тебе не кажется, что бояться немного поздно? — хмыкаю. — Говори, зачем тебе это было нужно? Ведь я не слепой, ты пыталась меня соблазнить. Но ты не хочешь меня. Так зачем?

Шепчет что-то, не разобрать.

— Что? — подхожу ближе, останавливаюсь у кровати.

— Ребенок, — разбираю в тихом шепоте.

— Не понял, — сглатываю. — Можно… сесть?

— Садись, — говорит она, но отодвигается к краю, натягивая на себя одеяло.

— Можешь не бояться, я не трону тебя… больше, — слова почему-то застревают в горле.

Не хочется думать о том, что только что произошло между нами. Разум хочет забыть, а тело все еще реагирует на красивую женщину рядом.

— Так что ты говорила? Какой ребенок?

— Мне нужен ребенок, — отчетливей говорит она.

Даже в полумраке видно, как ее щеки заливаются краской. Прячет глаза.

Я озадачен. Правильно ли я понял?

— У тебя есть красавчик-муж. Зачем тебе я?

— Он… не может.

Подозрения рождают во мне бурю злости.

— Чего не может? Трахнуть тебя как следует?

— Не может иметь детей, — тихо отвечает она.

Кусаю губы, брови сползаются к переносице. Пытаюсь понять, что происходит. Разве не в спальню мужа она ходила почти каждый вечер после свадьбы? То, что красавчик бесплоден — возможно, но… не трахнуть ни разу собственную жену?

— Красавчик предпочитает мальчиков? — бросаю наугад самое очевидное.

Она закрывает лицо руками и истерически мотает головой.

— Не спрашивай меня. Я не могу сказать.

— Не можешь сказать? А лучше бы сказала, прежде чем пытаться затащить меня в койку. Твой красавчик в своем уме? У него под носом жена вертит хвостом перед рабом!

— Они сами это придумали! — вдруг выкрикивает она. Тонкие пальцы сжимаются в кулачки. — Если я не сделаю этого добровольно, они…

Во рту появляется мерзкий привкус гнили. Разум отказывается воспринимать то, что слышат уши.

— Что? Договаривай.

— Меня заставят насильно, — ее голос дрожит, лоб почти касается колен. — С рабом. С Кимом.

Все еще трудно найти смысл в ее словах, но я пытаюсь.

— Я тоже раб.

— Ты… не… — она затихает, так и не договорив.

Молчу, кусая губы. Значит, ее красавчик не может иметь детей. Но хочет, очевидно. Собирается подложить жену под раба и выдать ребенка за своего. Но зачем? Что-то важное ускользает от меня. И почему я?

— Что за дрянью меня поили?

— Это какой-то дурман… разжигает в человеке желание.

От злости так стискиваю зубы, что еще немного — и раскрошу их в пыль. Выходит, это не я демон. Просто эта мерзость у меня в голове, в теле… Так вот почему я, словно одержимый, набросился на нее.

— Значит, вы решили использовать меня как племенного быка? — гнев застилает глаза.

Она отшатывается еще сильней и испуганно косится: улавливает ярость в моем голосе.

— Это не я решила. Я только… только…

По ее щекам катятся слезы, но меня это уже не трогает. Вскакиваю с кровати и снова ерошу волосы. Хочется разбить что-нибудь о стену, но я сдерживаюсь.

— Найди другого. Со мной у тебя ничего не выйдет.

— Почему? — вырывается у нее тихий возглас.