— Ты не должна его винить, — будто прочитав мои мысли, продолжала Изабель. — Это была моя идея. Ты северянка, твой дом слишком далеко, чтобы ты могла просто взять и пойти на попятную. И ваше воспитание… я знала, что ты отреагируешь на такую новость с пониманием. Если бы я могла, то оставила бы все как есть. Но я не могу. На мне лежит ответственность за род Адальяро. Я знаю, ты считаешь меня жестокой. Но я мать и буду выгрызать зубами счастье для своего ребенка.
У меня тоже была мать. И тетка Амелия любила меня, как родную. Но кого теперь это волнует? Кто будет выгрызать зубами счастье для меня, когда я осталась одна среди людей, потерявших представление о чести и добродетели?
— Я знаю, Диего не хочет насилия. Он добрый мальчик и хотел бы решить все полюбовно. Но ты упрямишься и ранишь ему сердце. Так знай же: если ты и дальше продолжишь бунтовать, я сама…
— Хорошо.
— Что? — рассеянно переспросила она.
— Хорошо, я попробую.
Пальцы Изабель дрожали, когда она утирала краешком кружевного платка взаправдашние слезы на щеках.
— Спасибо, Вельдана. Я рада, что не ошиблась в тебе.
Я молчала, чувствуя, как холодеют руки: все еще не верилось, что только что сама дала Изабель страшное обещание. Та еще некоторое время всхлипывала, картинно смаргивая слезы с длинных ресниц, а затем сузила глаза и пристально посмотрела на меня.
— Не хотелось бы тебя торопить: понимаю, что дело деликатное… но я не вчера родилась на свет. Если я узнаю, что ты водишь меня за нос…
От гнева мои руки задрожали.
— Мне идти прямо сейчас? А может, и вы пойдете со мной, чтобы убедиться, правильно ли я раздвигаю ноги? А заодно прихватите и Хорхе с плетью: если Джай заупрямится, его всегда можно отхлестать прямо в спальне.
Изабель отшатнулась и растерянно приоткрыла рот.
— Ты жестокая.
— У меня хорошие учителя.
Свекровь отвела глаза, но не сдалась:
— Недели тебе хватит? За неделю любой нормальный мужчина…
— Хватит, — я поднялась. — Пойду к себе: здесь слишком душно.
— Постой, — Изабель придержала меня за юбку. — Я не договорила.
— Что еще?
— Никто не должен об этом знать. Слышишь? Никто. Если твой раб не будет держать язык за зубами… то языка лишится непременно, будь уверена.
Меня пробрала дрожь. Наконец-то Изабель показала свое истинное лицо.
Не прощаясь, я вышла из беседки. Хотелось пройтись по берегу, подставить лицо морскому бризу, погрузить ладони в соленую воду, забыться под крики беспокойных чаек. Но мне запретили выходить за пределы поместья одной. Роскошный сад опротивел, его словно отравила своим присутствием Изабель. Единственное место, где я могла отдаться эмоциям и вволю выплакаться, — это моя комната.
Но когда я поднялась к себе, то не смогла проронить ни слезинки. Сердце словно окаменело в груди, душа опустела, и даже боль от удара плетью не пробивалась в сознание. Я зашла в купальню, умыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Мне показалось, что за последние дни я стала взрослее. В глазах появился холод, как у Джая, а плотно стиснутые губы превратились в тонкие ниточки. Нет, так я никакого мужчину не очарую.
Я заставила себя разжать губы и потыкала в них пальцем, чтобы слегка порозовели. Попыталась улыбнуться и сделать взгляд мягче. Подумав, приспустила с плеч края рукавов, повернулась боком и приподняла лиф. Нет, как ни старайся, а грудь больше не сделать.
С тяжелым сердцем я вышла из купальни и направилась прямиком к Джаю.
И под действием её взгляда,
Может, мне ещё пройти надо
Сквозь горящие врата ада
За ней.
B-2, «Медленно схожу с ума»
Чувствую себя загнанным зверем. Вынужден признать, что скучаю по клетке Вильхельмо: по крайней мере, там я был среди своих. Среди таких же диких зверей, как и сам.
Семь шагов от окна до стены, и мысли меняются. Хочешь к Вильхельмо, безумец? Снова пыточный стол, дыба, цепи, соль, разъедающая раны? Здесь тебя кормят, как на убой, твоя постель мягче пуха, а у Хорхе не такая уж тяжелая рука. Если бы плеть попала ко мне — я показал бы ему, как следует бить.
Семь шагов до решетки окна. Донна Вельдана так и не выпустит меня из когтей? И чего ей не сиделось вчера вечером у окошка? Ну, выдрал бы меня Хорхе слегка, мне не привыкать. И надо было ей лезть под плеть?
Пальцы скользят по решетке, и снова семь шагов до стены. Багровый рубец на белой коже выглядел неестественно. Будто невидимый художник неловко мазнул по холсту красной краской. Хотелось бы позлорадствовать — девчонка, по всему видать, к порке непривычна, — но почему-то не получается. Разве ее вина, что у меня некстати зачесались кулаки?
Шаг, второй, третий, седьмой. Что меня ждет дальше? Чего она хочет от меня? Почему просто не скажет, что ей надо, или не оставит меня в покое?
Незаметно для себя упираюсь лбом в стену. Мне показалось, или сегодня она прикасалась ко мне как-то не так? Задерживала движения, гладила кожу там, где было не больно. Лей делала так же, когда хотела меня соблазнить.
И между пальцами почему-то решетка. У меня провалы в памяти? Когда я дошел сюда?
Нет, наверное, померещилось. Стала бы госпожа меня искушать?