400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

Напомню, что единоверцы — это та часть старообрядцев, которая во второй половине XIX века вошла в ограду нашей Церкви при условии, что им были сохранены их дониконовские богослужебные книги и основные богослужебные правила. Но при этом они признали законность и благодатность церковной иерархии православной и, как они тогда выражались, «господствующей» Церкви. В то время таких приходов по России было, кажется (точной статистики не помню), несколько десятков. Конечно, это меньшая часть старообрядчества, но важно, что они вообще появились. После революции остались единицы, сегодня, может быть, уже несколько побольше, и число это продолжает увеличиваться. Впрочем, лично я не могу относиться к этому вполне благожелательно. В XIX веке единоверчество, по сути, было плавным воцерковлением отторгнутых от Церкви старообрядческим расколом чад Божиих, когда им, как младенцам, по слову апостола Павла, сначала давалась молочная пища — мол, хотите вы непременно петь «И во веки веком» вместо «во веки веков», ну пойте; или провозглашайте «Аллилуиа» не три раза, а два; или привносите что-то иное, свое, но с точки зрения богослужебного устава корректное — только пусть будет в вашей жизни главное: пребывание в полноте церковного общения. Теперь же за возрождением, не очень пока численно заметным, единоверческих приходов, как правило, стоит традиция интеллигентствующих неофитов, тяготеющих, однако, к неообновленчеству не либерального толка, а суперконсервативного, когда в возрождении дониконовских богослужебных традиций ими видится путь к возрождению всей Русской Церкви. Но право же, не в архаическом языке первой половины XVII столетия, не в косоворотках и смазных сапогах путь к духовному возрождению нашего народа. А некоторая элитарная отстраненность от прочей жизни Церкви, которая часто характерна для такого рода единоверчества, на мой взгляд, не может не вызывать тревоги.

Раздел седьмой. Быть православным сегодня

Многие считают, что вера должна быть в душе, а ходить в Церковь не обязательно. Так ли это?

Те, кто говорит, что вера должна быть только в душе, допускают две существенные ошибки. Во-первых, «вера в душе», как правило, сводится к абстрактному и умозрительному признанию бытия Бога, из которого человек в своей жизни почти никаких выводов не делает. В этой связи можно вспомнить слова Христа о том, что и бесы веруют и трепещут (Иак. 2, 19). А такой человек чаще всего даже и не трепещет, но живет так, словно не было искупительной жертвы Спасителя за каждого из нас. Во-вторых, эта позиция никоим образом не выводима ни из Священного Писания, ни из Церковного Предания. Христос говорил о том, что Он пришел основать на земле Церковь, а не установить некий множественный союз Бога с отдельными, никак не связанными между собой людьми. И что пришел дать заповедь о любви не только к Богу, но и к ближнему. И лишь так может осуществиться полнота жизни человека.

Христианин делает добро не как античный герой и не как образец коммунистической атеистической морали и нравственности. Он стремится дать действовать через себя Богу. Христос говорил: без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 5). В этих словах заключается самая сердцевина духовной жизни христианина.

По словам апостола Павла, сила… совершается в немощи (2 Кор. 12, 9). Не в немощи уклонения и ложно-смиренного признания себя греховным, мол, грешен, не могу того-то сделать, а в той немощи, как у ребенка, который, когда учится писать, вручает руку свою матери, и она водит его рукой, и тогда слова получаются отчетливыми, внятными и красивыми. А если ребенок начнет сопротивляться и делать по-своему, то получаются одни каляки-маляки. Так и в нашей духовной жизни. Когда мы проявляем такую немощь ребенка или немощь паруса, который надувается ветром, вот тогда у нас что-то и выходит. Но это возможно только в Церкви. Почему? Потому что прихожане — это не сообщество людей, но организм, а священник — не жрец, не парторг, не психотерапевт, но человек, имеющий особую благодать от Бога совершать таинства и оказывать людям духовную помощь. Однако не в силу своих каких-то чрезвычайных дарований, а потому, что благодать священства ради пользы других дана от Бога. Собственно, вся история подтверждает слова святителя Киприана Карфагенского: «Кому Церковь не мать, тому Бог не Отец». Одно дело умозрительно рассуждать о самых высоких материях, а другое — попытаться прожить напряженной духовной жизнью хотя бы сорок дней Великого поста. Пусть говорящие о «вере в душе» попробуют провести его по церковным предписаниям, и они увидят, как нечто изменится в их собственных рассуждениях, потому что для подлинной духовной жизни нужна и духовная чистота. Это то, что ныне забывается многими.