40 часов в Аду (СИ)

Вижу перед собой группу обращённых рядом с невзрачным худощавым чучелом, слабо походящим на человека, и во мне нарастает гнев. Стремлюсь к ним, пока любимая находит собственных врагов, скашивая их пулями. Закреплённые на поясе ножи идут в ход и разят банду нежити во главе с чучелом в грудные клетки, шеи и головы, застревая и оставляя глубокие раны в мяклых телах. Когда трачу весь арсенал, инстинкт заставляет отпрыгнуть в сторону — рядом проносятся две искривлённые человеческие кости и падают на песок. Воздействие это производит скорее психологическое, нежели травматическое: скорость их полёта слишком мала, чтобы ранить. Я бы даже ушиба не получил! Но откуда они? Решаю рассмотреть поближе поражённые тела и попутно собрать метательные ножи. Одно лежащее на спине ещё дёргается: то самое чучело с аккуратными, открытыми округлыми ранами на месте рёбер. Очевидно, растратив свой «метательный запас», мутант лишился костной опоры и свалился наземь. Печальный экземпляр. То, каким образом вирус меняет людей кажется просто омерзительным. Почему он вызывает такие сильные мутации в организме? Многие стали обычными ходячими с зубами и когтями в качестве оружия, вполне безобидные, если сравнить с другими особями. Ох, к дьяволу эти гнусные размышления, где им самое место…

Ритмичная монотонная прогулка по безлюдному и — слава небесам! — беззаражённому пляжу начинает надоедать. Отдалённо окружение напомнило мне книгу, прочитанную ещё в подростковые годы (весь цикл писателя, конечно, отменный и динамичный), где львиную долю повествования занимал пляж. Бесконечный и одинаковый, как этот. Хорошо, что в нашем мире нет ужасных омаров. Ургх! Зато хватает заживо съедающих людоедов. Бррр! Дождь нахально отвлекает от погружения в мысли чуть приятнее реальности.

Парне, как бывшей полицейской, должно быть известно о разрушительных свойствах погоды: некоторые улики и следы легко смываются. Тогда что она пытается найти?

И вдруг, как будто бы в противовес моим скептическим рассуждениям, находим свежий труп.

— Будьосторожен с этим. — Кивает она. — Он может внезапно напасть.

Я вздрогнул. Со своими словами осторожнее, ты же молчала всю дорогу! Впрочем я прислушиваюсь к совету и с опаской приближаюсь к едва ли мёртвому. Почему едва ли, спросите вы? Потому как вы вряд ли бродили по закоулкам многократно проклятого Морсби и отдирали от своих шорт и юбок (слава небесам и тупоголовости заражённых, что одежды, а не кожи!) присосавшихся лежачих. Вы не овиделись. В рядах бродяг, бегунов, громил, жирдяев, самоубийц, психов и мясников встречались и паскудные лежачие, ожидающие, пока вы приблизитесь на расстояние укуса. И если находкой Парны окажется таким, предостережение держаться подальше — не лишнее. Ни на первый взгляд, ни на второй — он не проявляет признаков, какие отличают его от обычного трупа. Ни дёргается, ни тихо мычит. В таком мире подобное странно. Я хочу обратно в свой, не в тот, который навязал наш дружок Кевин.

— Смотри. — Переворачивает Парна руками тело с осторожностью. — Был подстрелен будучи живым. По моим соображениям, дело рук Харона, — довольно празднично замечает она и находит в песке автомат, по всей видимости, ранее принадлежащий полицейскому. — Сучонок лишил нас боеприпасов, ха. Мы на правильном пути.

Тут же перед взором появляется чёрно-белый тандем друзей. Я не их цвет кожи имею в виду. Образ «Инь и Ян» недвусмысленно приходит в голову, символизируя бесконечную борьбу светлого и тёмного, позитивного и негативного. Противоположностей. Не может быть никакой «окончательной победы» одного над другим, нет ничего окончательного, нет конца как такового. Только хренов баланс между ними.

— Как-то вы подозрительно вовремя появились в «ключевой области», — говорю я новоявленным воплощениям одной из японских или китайских философских концепций.

— Тропинка свернула на берег, поэтому мы и здесь. Думаю, так сделали нарочно, чтобы людям удобнее попасть в тот ресторан или кафе. — Сэмюэль тянет руку, указывая вперёд, на белоснежный свод колонн. Вид его самовлюблённый и гордый, как часто бывает у меня. Только в последнее время я не блистаю здравыми идеями.

Достигаем красиво оформленного открытого заведения почти бегом и сразу же замечаем следы недавних посетителей. Больше уверенности, чем сомнений относительно тех, кто нам и нужен. Или Парне, что равноценно при складывании нашей втроём причастности и её. Хотя я могу ошибаться.

— Давяйте осмётримся, — кажущийся мне шепелявым, раздаётся женский голос.

Окинув четырьмя парами глаз приблизительно дюжину столиков, обнаруживаем застреленного заражённого и поднос с тарелками, остатки еды на них выглядят довольно свежими. От построения догадок на этот счёт отвлекает одна деталь, вызвавшая всеобщее молчание. Брошенные на полу наручники. Потрясённое безмолвие распространяется даже на мысли. Смотрю на друзей, сверлю их лбы, силясь увидеть подсказки о том, что захватило их умы, но я совершенно пуст в предположениях. Даже догадываться лень.