40 часов в Аду (СИ)

— В моём… племени женщин считают мусором, отребьем. Когда мне исполнилось шестнадцать, отец отдал меня в уплату долга одному пожилому мужчине, и он пользовался мной, как сам того желал, сделал свой рабыней. Поэтому я сбежала, сбежала в город, — неторопливо повествовала она, большую часть времени опустив взгляд вниз. — Мне всегда хотелось получить образование, иметь представление о мире, в котором живу, понять своё предназначение, а не быть глупой посудомойкой среди затерянных джунглей. Мне повезло найти хороших людей, я закончила школу и выучила местный язык. Я много читала и изучала окружение. Это было чудесное время. Но как бы ни было хорошо вдали от дома, я стала скучать по нему с каждым годом всё сильнее. Мне примнилось, если я вернусь обратно, то смогу поделиться накопленными знаниями со своими близкими, старыми друзьями, могла бы… — Йерема всхлипнула, и мужская рука дёрнулась в сторону женской, но не достигла её.

— Пандора… — сочувственно произнёс он. На нервирующее прозвище не проявили никакой реакции.

— Отец встретил меня недружелюбно. Раздел и привязал к столбу посреди людной поляны. Так духи ему сказали. Наказать меня нужно было за всё то зло, что причинила племени. Я запомнила это ощущение, когда по всем сосудам внутри течёт холодная кровь, а кожа покрывается ледяной коркой. Мысли застывают, а ты потихоньку умираешь от испуга… Трое знакомых мужчин вышли из толпы зрителей ко мне, чтобы… чтобы по очереди!.. — яркое интонационное выделение слов оборвалось; едва видимая слезинка быстро прокатилась по щеке Йеремы и скрылась за ямочкой подбородка. — А потом… потом только жуткое жжение и тянущая боль.

— Можешь не продолжать, — Кевин, оставив мысль утешить подвергнувшуюся насилию девушку, принялся заканчивать с углеводной и сытной порцией гарниров с овощами, затем встал и направился к прозрачным витринам на кассе, — но меня радует мысль о том, что эти парафильные[6] подонки тобой наказаны.

— Кто? С чего ты так решил? — отреагировала не сразу пережившая недавний кошмар и убрала ладони с лица.

— Они заразились от тебя. Хах, да кажется весь Баной заразился от тебя. — Харон целиком съел сладкое пирожное и облизнул пальцы, нисколько не смутившись заявлением. — В тебе «проклятье фараона», ты переносчица. Вряд ли кому-то удалось бы «взаимодействовать» с тобой без риска стать безмозглым истуканом. Ну, как бы это обходительно сказать, обмен жидкостями. Даже находиться рядом с тобой рискованно. Выходит, мы не такие разные. — Уголки его губ растянулись, и он зловеще обнажил зубы. Едва ли эту мимику можно было назвать улыбкой.

Сложно сказать наверняка, какая фраза воздействовала сильнее: её смертельная заразность или непреднамеренное становление убийцей.Как и та самая Пандора, из любопытства выпустившая беды и несчастья из ларца, Йерема вернулась в родное племя с тем же чувством и повлекла за собой череду подобных происшествий, если не тех же самых… Какими ещё — к ужасу достоверными — сведениями располагает этот ухмыляющийся психопат?

Выходит, зря она сопротивлялась?! Напрасно сомневалась, огрызалась, грубила, боролась, потому как она во много раз опаснее его? Убийца посерьёзнее, беспощаднее его мелких, хоть и садистских поступков в больнице. Тогда кто он, если не враг?!

Мысль цеплялась одна за одну, выстраивая длинную цепь догадок, верить которым хотелось на грани отчаяния, лишь бы отвлечься от поганой реальности, ломающейся с треском, словно объятой жадным костром. Костром, единственно обладавшим правом выносить суждения, вершить судьбы, когда-то давно позволившим ещё девчонке Йереме выслушать и о своей через посредника шамана.

Если верить предсказаниям, открывшимся ей во время ритуала «Нахождения себя», судьба найдёт её вдали от родного дома и свяжет с человеком из других земель, с которым, вопреки первому впечатлению, она не будет сильно отличаться, преследуя одинаковые цели. Великиецели. Но придётся заплатить очень дорогую цену. По пятам будет ходить никто иная, как смерть, угрожающая своим присутствием далеко не ей самой. Она убедилась в этом, когда проживала у одной семьи в Морсби. Перестрелки и драки со смертельным исходом, бушевавшие в соседних кварталах, всегда наводили на тревожные мысли о своей природе.

Родной отец, узнав об этом пророчестве, заклеймил её изгоем, позорной, отказался от такой недостойной, по его мнению, дочери и продал, а когда она спустя годы напомнила о предначертании, наказал и упрятал в гробницу предков, чтобы та медленно умирала от голода, в одиночестве, терзая себя осмыслением грехов. Йерема с ужасом поняла, что яростно хотела такого же наказания для своего похитителя.