3

, оставив чувиху стоять у какой

Я

то колонны, — ибо сесть было некуда, —

пошел, к огромной очереди, переоформить билет на Пермь.

Тем временем, в репродукторе, почти не делая перерывов, объявляли

бесконечные прибытия и отправления поездов. А в зале ожидания, под

потолком, завис многоголосый гул толпы, пристроившейся здесь же, внизу, где и как попало.

Вернулся от касс, минут только через сорок.

— Короче, до прибытия тарантаса, еще два часа нужно кочумать! —

сообщил, явно притомившейся, девчонке. — Может быть, тебе не стоит

ждать то столько? Езжай, прямо сейчас, к своей знакомой, и точка!

— Да нет уж, милый, — всё равно, посажу в вагон. Провожу, как надо.

— Ну, смотри сама. Видишь ведь, что тут даже примоститься негде.

Свердловск — крупный железнодорожный узел. Поэтому, здесь такая

пропасть народа.

— Ничего, потерплю… Представляю, как будет тяжело, если уже сейчас

так тоскливо! — глаза Лары повлажнели.

— Не переживай! Ёжик ведь тоже, будет скучать… — попытался

подбодрить подружку.

— Тебе легче… Ждать то придётся котику!

— Боже мой! Всего то пять дней!.. Ничего, — от этого не умирают!

— Целая вечность! Ну, дай обниму…

Так, терзаясь, держа друг друга за руки, мы и не заметили, как пролетело

время.

Объявили прибытие поезда.

— Ну, пошли, что ли, на перрон?

Опять перейдя подземный переход, влюблённые выбрались на 3 й главный

путь. Чувиха заплакала. Я же, держался молодцом.

118

И вновь, завиднелась светящаяся точка, а потом, поднимая снежную пыль, загрохотал состав, только уже «скорый» — «Красноярск — Москва».

Пассажиров в вагон №5 — было не протолкнуться. Спеша, как на пожар, они, отталкивая друг друга, буквально, через головы забирались по

ступеням в вагон. Хотя остановка поезда, в Свердловске, составляла чуть

ли не 20 минут.

«Фрэнд» крепко обнял Лару и поцеловал её, влажные от слёз, глаза.

— До встречи!

— До встречи, любимый! Ну, не стой, поднимайся уже наверх! Ты са

мый последний остался!..

Оказавшись в ледяном тамбуре, легонько помахал подружке ладонью и

скрылся в вагоне. Потом, мы еще долго, вплоть до отправления, смотрели

друг на друга через подмёрзшее окно.

Навсегда запомню, эту маленькую девичью фигурку, — единственного

человека в жизни, который, кроме родной матушки, так преданно и

нежно любил… Другой такой женщины, как Лара, я больше, нигде и ни

когда, не встречал. Так то вот, читатель. Никогда и нигде…

11

В сю шестичасовую дорогу до Перми, естественно, думал, в основ

ном, о котике и наших отношениях. Было такое чувство, будто

отделил от себя, от своей души нечто важное, необходимое, глав

ное, без чего не мог, фактически, жить. Образно говоря, огромный

«шмат» живого мяса был вырван, из тела, с кровью! Невыразимая тоска

охватила сердце, скрашенная лишь, предстоящей радостью встречи с

домом, родителями, друзьями… Впрочем, разлука с девахой, не была уж

столь долгой и, по моему глубокому убеждению, шла только на пользу

обоим.

«Так что, не всё, дорогой, плохо… — размышлял «турист», стоя у окна пока

чивающегося вагона, у купе проводников. — Лучше посмотри, какая

пред тобой суровая, неброская, — седая красота снегов и тайги, сквозь

которые проносится «скорый»! Хотя, пейзаж, немного таки, мрачнова

тый. Ну, да ерунда, — еще пару месяцев, и мир кругом изменится, оживёт, 119

принесёт новые надежды… Но, как однако, Лариса зацепила за душу!

Ведь, буквально, еще в октябре, не видел в ней ничего особенного! А

сейчас, — вот тебе, бабушка, и любовь… Поразительно!».

рибыв вечером в Пермь и выйдя из поезда, с размаху

...П

, окунулся в привок

зальную сутолоку. Увиденное вокруг, показалось обновлённым, свежим

и, до бесконечности, дорогим. После убогой Чернушки, жизнь в милли

онном городе, казалось, била ключом. Яркие огни высотных домов; оживлённые бульвары и широкие площади; мчащиеся троллейбусы и

такси; разноцветные светофоры и автомобили; тучи народа на празд

нично новогодних улицах, — вся эта, лавинообразная движуха пробуди

ла, в коренном пермяке, радостные чувства сопричастности к родному

«муравейнику»… Как ребёнок, восхищаясь им, на трамвае добрался, из

центра, до своей старой, деревянной Мотовилихи.

А вот, и потемневший от времени и сажи, двухэтажный дом на нашей

маленькой, утонувшей в сугробах, улице Затерянной. На крыше «избы»

дымила труба, — видимо, или родители, или соседи из других «квартир», растопили печь. Все три окошка на первом этаже, где мы жили, мягко

светили в зимних сумерках. У огромных, покосившихся, еще дореволю

ционных ворот, кто то, совсем недавно, расчистил снег.

Немного волнуясь, взялся за железное кольцо и, через мгновение, очутил

ся во дворе со старинным амбаром и дощатым, славно попахивающим, отхожим местом. Сердце защемило от умиления… Дом… О, моя родимая

изба! Чернушка, с бестолковым частным сектором, отдыхает по сравне

нию с неповторимым мотовилихинским гетто, бывшим, в своё время, живым свидетелем еще первой революции 1905 года!.. Да да, именно

здесь, в этих краях, проходило декабрьское вооруженное, восстание

рабочих местного завода (ныне завода им. Ленина)! Я тут же, как бы во

очию, представил выстрелы, крики, возню на баррикадах, ржание лоша