3

— Праздники еще, не все прошли. К тому же, крупных станций, до

самого Свердловска, нет… А вы кто, — муж и жена будете?

«Друзья» переглянулись. Заговорил «фрэнд».

— Разумеется, супруги. И детей у нас трое…

— У таких то молодых?

— Дак ведь сейчас, молодёжь рано женится!

— Ну ну, таким только и верь!

— А что Вы вдруг забеспокоились?

— Беспокоюсь? Я то? Ничего подобного…

«Супруг» начал доставать из сумки снедь, а Лариса сняла с себя пальто и

шапку.

— Вам еще что то нужно, товарищ стюард? А вот, и поезд тронулся!

— Ну, ладно. Езжайте с Богом. Как к Свердловску будем прибывать, разбужу!

— Спасибо на добром слове. До завтрашнего утра!

Проводник, еще раз, оценивающе, оглядев подозреваемых, фыркнув, ушла таки, к себе в купе.

— Ну, бля, и крыса! — подала голос Лара. — Попомни, покою ночью

не даст!

— А, да и хрен с ней! Перепихнемся как нибудь, — где наша не пропадала!..

В окне, слегка покачивающегося, вагона, мелькали последние огоньки, уплывающей в даль, Чернушки. Состав уже набрал скорость, погромыхи

вая и, сильно, кренясь на начавшихся перегонах. Мы с девахой, приступи

ли к трапезе в своём, затемнённом, плацкартном купе.

115

— Ура, так здорово! Никогошеньки нет, кроме нас с тобой! —

захихикала весело подружка.

— Какое то зябкое чувство уюта… Не находишь?

— Ага! Уже и ночь подступает. Кругом снега, леса, а влюблённые, в

тёплом гнёздышке, несутся в Вечность!

— Ишь, как заговорила! Как поэтесса, блин! — ухмыльнулся я.

— Никогда не забуду эту ночь, проведённую перед расставанием!

Знаешь…

Но тут, припёрлась проводница с постельным бельём и, сохраняя напря

женно гробовое молчание, бросила его на нижнюю полку.

— Сколько с нас?

— Два рубля… — процедила сквозь зубы и скрылась.

Лариса, с нескрываемым раздражением, посмотрела нахалке в след.

— Вот, жаба! Только настроение портит!

— Завидно, небось! Её то поезд давно ушел… Ну че, будем расстилаться?

жик» снял с полки два престарелых матраца, а девчонка устроила постели.

«Ё

Легли, понятное дело, порознь. Помолчали, прислушиваясь к стуку колёс.

— Хочу к тебе, милый!

— Сама ведь знаешь, если старая перечница застукает, что будет! При

дётся немного подождать, — может, спать уляжется…

— Дак у неё ночная смена! Такая хрен уснёт!

И тут же, словно услышав разговор, опять появилась «стюардесса», только

уже, со шваброй и ведром. Якобы, мыть дальний туалет, неизвестно после

кого. Проходя, демонстративно, даже не взглянула на единственных

пассажиров.

— У у, секира грёбанная! Вагонетка трёхпалубная! Петух её, что ли, жаренный клюнул?!

— Да успокойся, котик! И на нашей улице, самосвал с пряниками пе

ревернётся! Может, спать будем, всё таки?

— Не е, я с золотцем быть хочу…

За разговорами прошло два часа.

— Слушай, — зашептала чувиха. — нет ведь её, уже столько времени!

Давай, по быстрому! Иди сюда!

— Может, не стоит, однако?

— Стоит, стоит! Будь мужиком! Солнышко моё…

олнышко», тут же, перебрался к тёплой Ларе и, абсолютно не в такт по

«С

качивающемуся составу, в дикой спешке, свершил «незаконное» действие, не принесшее, увы, никакого эстетического удовлетворения…

116

же много позже, через годы, я, всё ж таки, облёк сию железнодорожно

У

зоологическую акцию в художественную форму. Ибо не смог, как поэт, оставить без внимания всю романтичность обстановки, в которой акция

эта, была, не по человечески, так сказать, реализована. В кратком вариан

те, опус оный выглядел так:

Нас двое в плацкартном вагоне.

Ночь зимнюю поезд настиг.

За окнами, — снег ветер гонит.

Нас двое… Пусть спит проводник!

Мы шепчем друг другу признанья

И славим Любви божество.

Летим посреди Мирозданья,

Сливаясь в одно Естество!

Ах, кто испытал это счастье, —

Любить. Быть любимым навек!

Купаться в волнах нежной страсти,

Когда рядом Твой Человек!

А вьюга за окнами стонет,

И близок отчаянья крик…

Нас двое в безлюдном вагоне.

И Вечное каждый постиг!

Конечно, искусство, порой, бесцеремонно искажает суровую объектив

ную реальность, сильно приукрашивая жизнь. Понятно, что ничего «воз

вышенного» в поспешном, заячьем трахании, под стук колёс, естествен

но, не было, да и не могло быть. Поэтому, у меня напрашивался вариант

юмористической, что ли, концовки сего напыщенного стиха, дабы внес

ти глоток «правды жизни», вопреки «Вечности», которую мы, дескать, постигли.

Пусть вьюга за окнами стонет, —

Что близок отчаянья крик…

А поезд стоит на перроне,

И нас материт проводник.

Опять же, если вернуться в реальность той незабываемой поездки, то мата

проводника, нам с девахой, к великому счастью, удалось избежать. Уже в

117

половине шестого утра, хмурый «директор вагона» разбудил «фрэнда»

с Ларисой, спавших без задних ног, разумеется, по отдельности.

— Через 15 минут Свердловск! Подъём!

Мы вскочили, как ошпаренные, лихорадочно начав одеваться. Даже умыть

ся успели, когда поезд уже встал, как вкопанный, у огромного, светящего

окнами, свердловского вокзала.

Приветливо попрощавшись с ухмыляющейся проводницей, горе любов

ники, — не выспавшиеся, задубевшие от утреннего мороза, — через

подземный тоннель влились, наконец, в разношерстный толпанарий

под гулкие своды, величественно грязного, «шедевра» архитектуры, 50 х

годов постройки.