26b5465a54f0fb67580165b5a7e11988

Повернувшись к ученику, Эваррис заметил, что облик Гетмунда неуловимо изменился –

казалось, что он стал еще выше и сухощавее, черты его лица еще больше заострились, а волосы

приобрели иссиня-черный цвет, и заблестели, как будто были намазаны жиром или покрыты

тонким слоем стекла. И когда ворона, кружившая доселе по комнате, уселась ученику на плечо, Эваррис потерял всякие сомнения относительно того, кто посетил его дом. Он кинулся к

письменному столу, желая собственными руками изорвать бумаги, над которыми так долго

трудился, но не успел пробежать и половины расстояния, как шесть или семь крылатых бестий

обрушились на него со всех сторон. Они били его крыльями, рвали когтями, вцеплялись в одежды

и волосы, и безжалостно долбили голову острыми клювами. Эваррис поднял руки, защищая лицо

– но вороньи клювы в несколько ударов изуродовали его кисти, а когда он опустил руки –

немедленно выклевали ему глаза. Тогда Эваррис упал, орошая пол лаборатории своей кровью;

твари же как будто успокоились и уселись ему на живот, ноги и грудь. Гетмунд – нет, лучше

теперь называть пришельца его истинным именем – Гасхааль подошел к ослепленному звездочету.

Одежды его к тому времени стали сплошь черными, черты лица завершили изменение, явив уже

не юношу, но сорокалетнего мужчину, а зрачки глаз сделались подобны птичьим. Он наклонился

над побежденным стариком.

– Я задал вопрос, – сказал он. – И желал бы услышать на него ответ столь же

исчерпывающий, как и на все предыдущие, что я задавал тебе за обедом.

Но поскольку старик не отвечал ему, а лишь изрыгал проклятья и мешал слезы с кровью, Гасхааль заговорил снова:

– Глупец, неужели ты полагал, что сможешь равняться со мной? Если ты задумал месть, не

следовало так часто говорить о ней. Или ты думал, что моих ушей не достигает то, что слышат

мои подданные? Или, может быть, ты полагал, что у меня не найдется знакомых в числе тех

Лордов, которым ты открыл свои замыслы и с которыми заключил сделку? Келесайн Майтхагел

могуч и искусен в магии, но по возрасту в сравнении со мной он – мальчишка, и я не раз

беспрепятственно, будучи невидимым, ходил по его храму, а о большинстве его поступков и

тайных предприятиях мне исправно доносили мои слуги. Спрашиваю тебя снова, звездочет: где

лежат бумаги с последними расчетами, ибо на то, чтобы копаться в твоих записях и разбирать

кривые закорючки у меня нет ни времени, ни желания.

Но старик снова ему не ответил.

– Хорошо же, – сказал Гасхааль, поднимаясь. – Когда я спрошу тебя в третий раз, ты

будешь более учтив со мной.

И с этими словами он распахнул плащ, внутренняя подкладка которого – темнота, и

темнота эта пришла в движение. Сотни птиц покинули плащ Гасхааля и мгновенно заполнили всю

комнату; там же, где лежал старик, их оказалось особенно много. Некоторое время клубок

вороньих тел, образовавшийся на этом месте, шевелился и судорожно дергался, но потом эти

судороги прекратилось. Спустя короткое время Гасхааль повел рукой, прерывая пиршество своих

подданных. Вороны с карканьем разлетелись в разные стороны, открыв то, что осталось от

звездочета – обрывки одежды и кости с лоскутками мяса. Тогда Гасхааль сделал еще один жест, и

кости пришли в движение. Они сильно уменьшились, изменили форму и вновь обросли мясом.

Пальцы на руках вытянулись и стали крыльями, челюсть выдалась вперед и превратилась в клюв.

Затем мясо покрылось кожей, а из кожи тут же проросли пух и перья. Еще миг – и преображение

завершилось. Птица ожила: встопорщив перья, она повела головой из стороны в сторону и

негромко каркнула. Она ничем не отличалась от остальных своих товарок, разве что кончики

крыльев у нее были посветлее и как будто вымазаны в чем-то красном. Еще несколько мгновений

Повелитель Ворон рассматривал свое новое творение, проверяя, на месте ли находятся ее

внутренние органы и в согласии ли друг с другом действуют части тела, а затем, удовлетворившись осмотром, поманил ее пальцем. Ворона взлетела и уселась к нему на второе

плечо, разевая клюв и поворачивая голову из стороны в сторону; Гасхааль подошел к

письменному столу, согнал с него прочих птиц, и спросил:

– Где нужные мне бумаги?

– Пергамент вблизи твоей левой руки, Повелитель, – ответила ворона, сидевшая на левом

плече. – Нет, не этот. Дальше.

– Этот? – Спросил Гасхааль, беря следующий.

– Да, – прокаркала птица.

Гасхааль рассеянно кивнул, изучая написанные на пергаменте цифры, а временами, когда

встречал какое-либо неизвестное обозначение, он советовался с вороной, сидевшей у него на

левом плече. После того как ворона разъяснила ему смысл всего, что там было написано, он, в

знак поощрения, погладил ей крылья и почесал шею. Затем он присоединил эту птицу к остальной