2666

Кроме того, Хальдер был всегда щедр с ним. После каждого такого визита вручал Хансу, как он говорил, его долю добычи — на самом-то деле просто слишком большие чаевые, но для Райтера это было целое состояние. Состояние это, естественно, он не показал родителям — те бы сразу обвинили его в воровстве. И себе он тоже ничего не купил. Он как-то разжился банкой из-под печенья и положил туда немногие купюры и множество монеток, написал на бумажке «эти деньги принадлежат Лотте Райтер» и зарыл ее в лесу.

Случай то был или происки дьявола, но Ханс Райтер выбрал первой книгой для чтения «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха. Хальдер увидел его с этой книгой, улыбнулся и сказал: ты ее не поймешь, и тут же добавил, что ему вовсе не кажется странным выбор Ханса, — на самом деле, хоть Хансу и не суждено понять ее, это самая подходящая для него книга; ведь Вольфрам фон Эшенбах — автор, удивительно похожий на него самого, на Ханса, тут наличествует редкостное родство духа и сходство желаний стать кем-то, желание, которому, увы, никогда не сбыться; а ведь ему, Хальдеру, осталось буквально чуть-чуть для достижения цели: при слове «чуть-чуть» Хальдер сложил подушечки указательного и большого пальца так, что между ними практически не осталось щелки.

Вольфрам, как обнаружил Ханс, сказал о себе: я бегу от образованности. Вольфрам, как обнаружил Ханс, порывает с архетипом придворного рыцаря, и ему отказано (или же он сам отказывает себе) в ученичестве, в учебе в школе для клириков. Вольфрам, обнаружил Ханс, в отличие от трубадуров и миннезингеров, отказывается от идеала служения Прекрасной даме. Вольфрам, обнаружил Ханс, заявляет, что не учился свободным искусствам, но не для того, чтобы его приняли за невежду, а потому, что хочет сказать: я свободен от гнета латинской словесности, я — независимый и светский рыцарь.

Естественно, существовали немецкие средневековые поэты поважнее, чем Вольфрам фон Эшенбах. Один из таких — Фридрих фон Хаузен, не говоря уж о Вальтере фон дер Фогельвейде. Но гордыня Вольфрама («я бегу от образованности и свободным искусствам не обучен»), гордыня, которую воспитывает меч в руке, гордыня, которая шепчет «умрите вы все, а я выживу», придает ему ореол головокружительной таинственности, невозможного, страшного равнодушия — и все это привлекло юного Ханса, подобно огромному магниту, что притягивает крохотный гвоздик.

У Вольфрама не было имения. Поэтому ему пришлось дать вассальную клятву. Было у него несколько покровителей, графов, что разрешали вассалам или, по крайней мере, некоторым своим вассалам стяжать известность. Вольфрам сказал: «Мой стиль — поприще щита». И пока Хальдер рассказывал все это про Вольфрама — ну, чтобы, как говорится, сориентировать читателя на месте преступления, — Ханс прочитал «Парцифаля» от начала и до конца: иногда даже читал его вслух, пока был в поле или пока шел по дороге к дому, в котором работал, и он не только понял книгу — она ему даже понравилась. А больше всего ему понравилось (и он даже хохотал до слез, катаясь по траве), что Парцифаль временами выходил на бой («Мой стиль — поприще щита»), надев под доспехи свой наряд безумца.

Годы, что он провел вместе с Хуго Хальдером, принесли ему немалую пользу. Тот так и продолжал таскать вещи из дому, иногда часто, а иногда и редко — отчасти потому, что в загородном доме осталось мало вещей, которые можно было стащить, не привлекая внимания кузины Хуго или остальных слуг. Только однажды барон посетил свои владения. Приехал в черной карете с опущенными занавесками и провел в доме одну ночь.

Ханс-то думал — увижу барона, а может, он мне и скажет чего, но нет, ничего такого не произошло. Барон остался в доме всего на одну ночь, обходя самые дальние и давно покинутые крылья здания: он находился в постоянном движении (пребывая в постоянном молчании), слугам не мешал — складывалось впечатление, что на самом деле он спит и потому не может ни с кем обменяться и словом. Вечером он поужинал черным хлебом и сыром, а также лично спустился в погреб и выбрал себе бутылку вина для своей скудной трапезы. На следующее утро исчез еще до того, как рассвело.

А вот дочку барона Ханс видел часто. И всегда в окружении друзей. Пока Ханс там работал, она трижды приезжала, когда в доме уже расположился Хальдер, и все три раза тот, страдая от неловкости, паковал чемодан и сбегал от кузины. В последний раз, когда они шли по тому самому лесу, под чьей сенью стали сообщниками, Ханс спросил, из-за чего все-таки Хальдер так нервничает. Ответ вышел кратким и злым. Хуго бросил, что Хансу этого не понять, и продолжил шагать под ветвями деревьев.