Расскажи мне свою родословную, говорили эти козлы. Расскажи мне о своем генеалогическом древе, говорили эти красавцы. Отсосите у себя, сраные говнюки. Лало Кура не бесился, нет. Ебучие сукины дети. Давай, расскажи мне о своем гербе. Он достаточно вел себя как шелковый. Но нет, беситься нельзя. Нужно иметь уважение к форме. Не удирать и не бояться, но не стоять со сложным лицом. Иногда вечерами, когда окрестные дома окутывал сумрак, когда он отрывался от книг по криминологии (и не надо тут хмуриться, дружище), когда голова уже кружилась от этих отпечатков пальцев, пятен крови и спермы, токсикологических анализов, расследований краж и ограблений с незаконным проникновением, отпечатков ног, объяснений, как зарисовывать место преступления и его фотографировать, — сонный, застрявший между сном и бессонницей, он слушал и вспоминал голоса, которые рассказывали о тех людях, что первыми носили его фамилию, о генеалогическом древе, которое восходило к 1865 году, о безымянной сиротке пятнадцати лет, изнасилованной бельгийским солдатом в пригороде Вильвисьоса, в доме из необожженного кирпича с одной-единственной комнатой. На следующий день солдату перерезали горло, а девять месяцев спустя родилась девочка, которую назвали Мария Эспосито. Первая сиротка, говорили голос или голоса, все время разные, умерла в родильной лихорадке, а девочка росла, словно бы закрепленная за домом, где была зачата, а дом перешел в собственность каких-то крестьян, которые в дальнейшем о ней заботились. В 1881 году Марии Эспосито исполнилось пятнадцать лет, и во время праздников святого Димаса какой-то пьяный неместный чувак увез ее на своей лошади, громко распевая: «Сказал Димас Гестасу: что за хуйня творится на местности?» На склоне холма, похожего на динозавра или гигантского орла, он ее несколько раз изнасиловал и испарился. В 1882 году у Марии Эспосито родилась девочка, которую окрестили Марией Эспосито Эспосито, сказал голос, и девочка эта весьма удивила крестьян в Вильявисьоса. Сызмальства девчушка обнаружила большой и резвый ум и, хотя так и не выучилась грамоте, стяжала славу мудрой женщины, что знает свойства трав и медицинских притираний. В 1898 году, после недельного отсутствия, Мария Эспосито появилась одним утром на голой, открытой ветру центральной площади Вильявисьосы, с переломанной рукой и синяками по всему телу. Она не захотела говорить о том, что произошло, а старушки, которые ее лечили, не настаивали на объяснениях. Девять месяцев спустя родилась девочка, названная Мария Эспосито, и ее мать, которая никогда не выходила замуж, не имела больше детей и не жила ни с каким мужчиной, передала ей секреты знахарства. Но молодая Мария Эспосито унаследовала от своей матери хороший характер — это свойство в дальнейшем сохранялось у всех Марий Эспосито из Вильявисьосы, хотя какие-то были молчаливыми, а какие-то говоруньями, так вот, хороший характер и крепость духа, что позволяли выжить в годы беспредела и крайней нищеты, — это было свойственно им всем. Однако детство и отрочество молодой Марии Эспосито были более благоприятными, чем детство и отрочество ее матери и бабушки. В 1914 году в шестнадцать лет она все еще думала и вела себя как девочка, чья единственная работа — сопровождать мать раз в месяц в поисках редких трав и стирать белье на задах дома в старом деревянном корыте, а не в общественных прачечных, до которых ей было слишком далеко идти. В тот год в деревне объявился полковник Сабино Дуке (которого в 1915 году расстреляют за трусость) в поисках храбрых молодых людей (а молодежь Вильявисьосы считалась самой храброй), которые пошли бы в армию бороться за Революцию. Ему удалось завербовать нескольких парней. Один из них — Мария Эспосито видела в нем просто случайного товарища по играм, ее же возраста и, похоже, такого же ребенка, как она сама, — решил признаться ей в любви в ночь перед уходом на войну. Для этой цели он избрал овин, который уже никто не использовал (потому что дела у крестьян Вильявисьосы шли все хуже и хуже); девушка в ответ на его признание просто рассмеялась, и тогда он изнасиловал ее прямо там же, отчаянно и неуклюже. На рассвете перед уходом он пообещал ей вернуться и жениться, но через семь месяцев погиб в стычке с федералами, и его с конем унесли воды реки Сангре-Де-Кристо. Так что он больше никогда не вернулся в Вильявисьоса, равно как и многие другие ребята, что уходили на войну или вступали в банды, и никогда больше о них никто не слышал или слышал не заслуживавшие доверия истории, которые рассказывали то там, то здесь. Так или иначе, через девять месяцев родилась Мария Эспосито Эспосито, и молодая Мария Эспосито, превратившаяся в мать с ночи и до утра, пошла работать: она продавала соседям отвары своей матери и яйца из своего курятника, и дело ее пошло вверх. В 1917 году случилось нечто необычное для семьи Эспосито: Мария после одного из своих путешествий снова забеременела, и в этот раз у нее родился мальчик. Его назвали Рафаэлем. Зеленые глаза он унаследовал от своего прадедушки-бельгийца, а во взгляде читалось то, что пришлые видели в глазах обитателей Вильявисьоса, — это был пристальный и непроницаемый взгляд убийцы. В редких случаях, когда Марию Эспосито, постепенно обучившуюся речам и промыслу своей матери-ведьмы (впрочем, она никогда не заходила дальше продаж отваров, путая склянки с зельем от ревматизма с бутылочками со средством от варикоза), спрашивали, кто отец ребенка, она отвечала, что отец — дьявол, и Рафаэль — копия своего отца. В 1934 году во время пьянки гомерических размеров на рассвете в Вильявисьосу прибыли тореро Селестино Аррайа и его дружбаны по клубу «Всадники смерти» и поселились в постоялом дворе, который уже не существует, а тогда даже предоставлял путникам отдельные кровати. Они орали, требуя запеченного козленка, и им его подали три местные девушки. Одной из них была Мария Эспосито. В полдень они уехали, и через три месяца Мария Эспосито призналась матери, что у нее будет ребенок. А кто же отец? — спросил брат. Женщины промолчали, и парень решил сам расследовать, что же случилось с сестрой. Через неделю Рафаэль Эспосито попросил дать ему на время карабин и пешком ушел в Санта-Тереса. Он никогда до этого не был в таком большом городе с асфальтированными улицами, и театр «Карлота», кинотеатры, мэрия и шлюхи, что тогда работали в районе Мехико, рядом с границей и американским городком Эль-Адобе, — все это впечатлило его до крайности. Он решил пробыть в городе три дня, немного акклиматизироваться, а потом уж заняться делом, ради которого прибыл. В первый день он принялся искать заведения, где часто бывал Селестино Аррайя, и место, где можно было бесплатно переночевать. Он также обнаружил, что в некоторых районах ночь — все равно что день, и дал себе слово не спать. На следующий день, когда он бродил туда и сюда по улице шлюх, одна невысокая юкатека с хорошей фигурой и черными до пояса волосами сжалилась над ним и отвела к себе. В комнате пансиона она приготовила ему рисовый суп, а потом они до самой ночи кувыркались в постели. Для Рафаэля Эспосито это был первый раз. Когда шлюхе пришлось выйти, она приказала ему сидеть в комнате, а если выходить, то только в кафе на углу или на лестницу. Мальчик сказал, что влюбился в нее, и шлюха ушла счастливая. На третий день они пошли в театр «Карлота» послушать романтические песни Пахарито де ла Круса, доминиканского трубадура, который как раз объезжал Мексику с гастролями, и ранчерас Хосе Рамиреса; но Рафаэлю больше всего понравились девушки на подпевках и номера китайского иллюзиониста из Мичоакана. Вечером четвертого дня, хорошо поев и в спокойном расположении духа, Рафаэль Эспосито попрощался со шлюхой, взял карабин там, где его спрятал, и решительно направился в бар «Двоюродные братья», где и нашел Селестино Аррайа. Выстрелил, и уже через несколько секунд убедился безо всякого сомнения, что убил тореро, и почувствовал себя отмщенным и счастливым. Он не закрыл глаза, когда дружки тореро выпустили по нему обоймы своих револьверов. Рафаэля похоронили в общей могиле. В 1935-м родилась другая Мария Эспосито. Была она робкой и нежной, и такого роста, что высоченные мужики в деревне оставались ей по плечо. С десяти лет она принялась, вместе с мамой и бабушкой, продавать целительные зелья прабабушки и ходить с ней на рассвете искать и собирать травы. Временами крестьяне Вильявисьосы видели силуэт ее фигуры на фоне светлеющего горизонта, как она поднималась на холмы и спускалась с них, и им казалось невероятным, что есть такая высокая и длинноногая девушка. Она первая из рода, сказали голос или голоса, выучилась читать и писать. В восемнадцать ее изнасиловал бродячий торговец, и в 1953-м родилась девочка, которую назвали Мария Эспосито. К тому времени в пригороде Вильявисьосы жили уже пять поколений Марий Эспосито, и маленькое ранчо обзавелось дополнительными комнатами и просторной кухней с газовой плитой и очагом на дровах, где самая старшая из них готовила отвары и целительные настои. Вечерами за ужином они сидели за столом впятером (девочка, каланча, меланхоличная сестра Рафаэля, инфантильная и ведьма) и разговаривали о святых и болезнях, от которых никогда не страдали, о погоде и о мужчинах, которых считали родом чумы — и погоду, и мужчин, да, — и благодарили небо — впрочем, без особого энтузиазма, как сказал голос, — за то, что они женщины. В 1976-м молодая Мария Эспосито повстречала в пустыне двух столичных студентов, они заявили, что заплутали, но на самом деле явно от чего-то бежали; она провела с ними головокружительную неделю, а потом они исчезли и она их больше не видела. Студенты жили в собственной машине, и один из них, похоже, был болен. Выглядели они как наркоманы под кайфом — много говорили и ничего не ели, хотя она приносила им лепешки и бобы, что потихоньку умыкала из дома. Говорили они, например, о новой революции, невидимой революции, которая уже набирает силу, но выйдет на улицы не раньше, чем пройдет пятьдесят лет. Или пятьсот. Или пять тысяч. Студенты знали про Вильявисьосу, но хотели найти шоссе на Урес или Эрмосильо. Каждую ночь они занимались с ней любовью в машине или прямо на теплой земле пустыни, а потом однажды утром она пришла, а их уже не было. Три месяца спустя, когда прабабушка спросила, кто отец ребенка, которого она ждет, молодую Марию Эспосито посетило странное видение: она увидела себя маленькой, но сильной, увидела, как трахается с двумя мужчинами посередине соляного озера, видела туннель, уставленный горшками с растениями и цветами. Домашние хотели окрестить мальчика Рафаэлем, но Мария Эспосито воспротивилась и назвала его Олегарио — это такой святой, покровительствующий охотникам, а был он каталонским монахом XII века, епископом Барселоны и архиепископом Таррагоны; также она решила, что первой фамилией мальчика не будет Эспосито — это имя сироты, как объяснили ей столичные студенты в одну из ночей, — так сказал голос, и дала ему фамилию Кура, и так и записала его в метрику прихода Святого Киприана, что в тридцати километрах от Вильявисьосы, Олегарио Кура Эспосито, и это несмотря на допрос, которому ее подверг священник, — тот, похоже, сомневался, что она рассказала правду о предполагаемом отце ребенка. Прабабушка сказала, что это чистая гордыня — поставить первой фамилию Кура, а не Эспосито, это ведь всегда была ее фамилия, а потом она умерла, когда Лало уже стукнуло два года и он голеньким бродил по патио дома, поглядывая на вечно запертые белые и желтые дома Вильявисьосы. Когда ему исполнилось четыре, умерла следующая старуха — та, что была инфантильной. А в его пятнадцать лет умерла сестра Рафаэля Эспосито, сказал голос или голоса. А когда приехал Педро Негрете и предложил работу на дона Педро Ренхифо, в живых оставались лишь каланча Эспосито и его мать.