— Вижу и понимаю ваше расстройство. Согласен, исполняемый мною маскарад может показаться неуместным и лично для вас оскорбительным. Но позвольте я вам все сначала объясню, а после вы уже решите, продолжать со мной разговор или нет. Как вам вариант?
— Приемлемо, — удержавшись от более резкого высказывания, сдержанно кивнул Никлас.
— Отлично. Очень рад. Присаживайтесь, прошу вас. История долгая, но я попробую уложить ее покороче. Итак, меня все именуют «банкиром», но по факту к банковскому делу я вот уже около десятка лет не имею прямого отношения. Компромиссная и удобная фигура, не более того. Так получилось потому, что в какой-то момент в моем банке сошлось столько самых разных денежных потоков от самых разных правительств, министерств, организаций и отдельных так называемых уважаемых людей, что для того чтобы выйти сухим из воды, как вы русские говорите, мне оставалось только умереть. Мне подобная перспектива не очень понравилась, и я выбрал иной вариант, стал — сами видите, кем. Да, меня лишили большей части состояния, оставив в правлении уже не моего банка и в министерстве как живую ширму. Неожиданно я оказался весьма востребованным в этой роли, а мой банк — то, что осталось после всех санаций и разделов, давным-давно превратился в самую настоящую помойку. Чем я, собственно, ни разу не опечален. С одной стороны, меня конечно лишили большей части моего капитала. С другой — если смотреть из нынешнего моего положения… Скажите, для вас миллион рублей — большая сумма?
— Немалая.
— А миллиард?
— Побольше, — пожал плечами Никлас.
— И то, и то много, понимаю. Вы не общались плотно с большими, по-настоящему большими деньгами, и не видите разницу во всей полноте картины. Объясню: если взять крупные купюры — ну, например, по десять рублей, и начать их сжигать, тратя на каждую по десять секунд, можно уложиться в двадцать три дня, если жечь по двенадцать часов без перерыва на обед. Меньше месяца. А вот чтобы в таком темпе сжечь миллиард, мне потребуется шестьдесят три с половиной года. Несмотря на то, что меня ободрали как липку, сбережений у меня осталось поболее чем на миллиард, если брать рублевый эквивалент. Я, в своем нынешнем положении, просто физически не смогу распорядиться всеми своими средствами до кона жизни. Вижу в ваших глазах некоторое недоумение от столь долгого предисловия, но это необходимый штрих, чтобы вы понимали некоторый фундамент моей мотивации для достижения цели.
— Я должен спросить, что это за цель, полагаю.
— Нет-нет, это я сейчас должен вас спросить — будете ли вы все-таки чай, кофе, или примете мои извинения и сочтете нужным закончить разговор.
— Кофе, пожалуйста.
Фон Хоффман сделал знак, после чего почти сразу же из-за ширмы появилась одна из девушек свиты с подносом. Сейчас она была в униформе горничной — которая, как Никлас уже успел убедиться, быстро могла трансформироваться в монашеское одеяние. В разные виды монашеского одеяния, в том числе и в «монашеское», прямо вот так в кавычках и с чарующим придыханием, как умеет говорить леди Женевьева, вызывая бег мурашек по позвоночнику.
— Капучино, как вы любите, — показывая осведомленность во вкусах Никласа, улыбнулся фон Хоффман, потом повернулся к горничной. — Эмма, задержись.
Девушка мгновенно остановилась, развернулась и застыла в неподвижности. Замерла как манекен — отметил Никлас невольно.
— Николай Александрович, я осведомлен о ваших нечеловеческих способностях. В России таких как вы называют ведьмаками, в Е-Зоне — симбионтами и репликантами. В Рейхе новый вид человека, к которому вы принадлежите, зовется ubermensch. Полагаю, вы слышали об этом?
— Не очень понимаю, о чем речь, — Никлас сделал вид, что удивлен. Без особого усердия демонстрировал удивление, что отметил и фон Хоффман кивком с понимающей полуулыбкой.
— А слышали ли вы о программе «Untermensch»?
— Унтерменш? — переспросил Никлас, не уверенный что точно расслышал.
— Да, унтерменш. Недочеловек.
— В Грязном Рейхе лет двести назад что-то такое пытались… но тогда это было лишь частью идеологии, если я не ошибаюсь?
— Именно так, тогда людей делили по факту происхождения. Сейчас же в Новом Рейхе, если так выразиться, перешли от слов к делу, уже не идеологией, а рукотворно создавая новые виды человека. В отличие от путаницы с названием таких как вы, с именованием программы «Унтерменш» и в России, и в Е-Зоне царит единодушие. И в России, и в Е-Зоне таких как Эмма называют клонами, — показал фон Хоффман на замершую манекеном девушку.
— Бездушные! — вдруг озвучил вслух догадку Никлас. Тут же выругался про себя, злясь что не сдержал эмоции — настолько был удивлен простотой объяснения отсутствия ощущения ауры у прислуги фон Хоффмана.