2134: Элемент (СИ)

— Святой Августин показал нам путь… но я не готов по нему идти, так что давайте все же к делу, — Никлас чуть повернул Женевьеву и показал ей на кресло, сам проходя и усаживаясь в другое.

Женевьева смотрела на Никласа откровенно, совсем не скрывая удивления во взгляде. Задумчиво кивнув, она прошла и присела на кресло. Но сделала это с акробатической грацией, все еще явно продолжая «атаку»: закинула ноги на подлокотник, сев боком и скрестив ноги, мгновенно открытые сползшим вниз платьем.

— Значит сразу к делу, — негромко произнесла девушка.

— Так точно, — на оголенное до самой ягодицы бедро Никлас старательно не смотрел.

— Несмотря на то, что у вас есть выбор?

— Не понял.

— Я предложила вам… себя. Вы отказались. У вас есть выбор. Это важно.

— Выбор есть всегда.

— Да неужели? — в голосе Женевьевы неожиданно послышались плохо скрываемые горечь и злость. — Высокопарные слова, произнося которые никто даже не задумывается о смысле сказанного, — девушка фыркнула, показывая свое отношение. — Выбор есть всегда! Я ни разу в жизни не слышала ничего более глупого!

Наваждение пропало, снова Никлас видел четко все вокруг, а не только фигуру Женевьевы — заметно злой и раздраженной. У девушки даже губа приподнялась, как у рассерженной рыси. При этом в голове еще чуть-чуть шумело — остаточное следствие наваждения, которое он смог преодолеть, хотя и был на грани.

Женевьева, сидящая боком и закинувшая ноги на подлокотник кресла, словно сошедшая в своей позе с плаката в стиле пин-ап, по-прежнему казалась Никласу красивой и безумно привлекательной — силой запретного образа, но взгляд на нее больше не затмевал разум. Особенно сейчас, когда девушка уже скинула ноги вниз, села ровно и заговорила серьезно.

— Скажите, был ли выбор у святой блудницы?

Никлас не очень понял, о чем речь, сейчас пытаясь вспомнить известных ему святых блудниц.

— Феодора из борделя, — заметив его нахмуренные брови, подсказала Женевьева. — И попробуйте ее осудить, как вы сейчас пробуете осудить меня.

Никлас понял о чем речь, кивнул: знаменитая византийская императрица в детстве и юности была артисткой цирка, что в то время было синонимом проституции. Вот только он не понял, почему блудница в наряде монашки сейчас сравнивает себя с этой великой женщиной.

Судя по изменившемуся выражению лица, Женевьева или прочитала его мысли, или просто догадалась о его выводах. Лицо девушки изменилось, приобрело хищные черты. Двигаясь плавно — перетекая как вода, она вдруг поднялась с кресла, в несколько шагов оказалась рядом и неожиданно опустилась вниз — оказавшись у ног Никласа словно рабыня перед господином. Глядя снизу-вверх, взяв его за руку, заговорила негромко:

— Я сравниваю ее с собой потому, что в отличие от других блудниц, принятых в лоно церкви, Феодоре никогда не нужно было раскаиваться в своих поступках.

Никлас смотрел в глаза Женевьевы, превратившиеся в два бездонных провала и чувствовал ощущение полета. Судя по ответному взгляду ставших черными глаз, Женевьева ощущала нечто подобное. Время замерло, но наваждение прошло, когда девушка дернулась, едва не упав — Никлас успел ее удержать.

«Что это было?» — совсем не понял он, почему она оказалась на грани обморока.

Благодарно кивнув, между тем заметно смущенная Женевьева поднялась и неровной походкой направилась к выходу. По пути подхватила головной убор и воротник, надела на ходу. Чуть приостановившись и наклонилась — проделав за пару мгновений несколько манипуляций с подолом платья, вжикнув молнией.

Вызывающий и откровенный наряд в результате этих действий за короткое время снова превратился в обычное монашеское одеяние — подол удлинился, вырез исчез, распущенные волосы скрылись под головным убором, а глубокое декольте под широким белым воротником. Женевьева, все еще заметно находящаяся слегка в прострации, обернулась.

— Благодарю за уделенное время.

Голос девушки был сух и официален, а в ее виде больше не было ни малейшего намека на недавнюю всепоглощающую агрессивную сексуальность. Коротко поклонившись, молодая жена старого банкира вышла, оставив Никласа одного.

Он зажмурился и покачал головой, смаргивая выступившие слезы. Пришло понимание, что давление, которому он только что противостоял, могло уложить штабелем с десяток обычных мужчин, заставив их пускать слюни и мычать как общающийся с соской малый ребенок. Как фон Хоффман — пришло на ум сравнение, когда он вспомнил пускающего слюнки банкира.

Вот уж действительно неординарные способности — переводя дыхание, подумал он. Остался только вопрос — а приходила-то Женевьева зачем? Ну, кроме того, чтобы познакомиться поближе, перед тем как перейти к делу? Вдруг в дверь раздался короткий стук, и в купе снова появилась заметно смущенная Женевьева.

— Прошу простить. Была так очарована вами, что забыла упомянуть самое важное.

«Она? Очарована мной?»

— Слушаю.

Спросил Никлас ровным голосом, не выдавая бушующих эмоций.