2133: Путь (СИ)

— Леди Катрин, вы принадлежите к последователям культа Пути?

— Нет.

— Никоим образом? Это очень важно.

— Никоим образом. Более того, при поступлении в Гейдельберг я писала официальный отказ от любой религии, об этом даже была газетная заметка с упоминанием моего имени.

— Вы, значит, учились на факультете юриспруденции?

— Да.

— Хорошо. Вариант искать наемников ближе к Петербургу для нас довольно плох — по причине нашего низкого ранга нанимателя качественных ратников мы с вами не найдем. И даже если найдем совсем плохих, то нам выставят совершенно неприличные цены контракта.

— Рекрутов мы только на бирже можем взять? — поинтересовалась Катрин.

Горчаков покачал головой отрицательно, но продолжил говорить издалека, не сразу подводя к ответу на вопрос.

— Самый главный плюс наемников в том, что контракт с ними можно заключить на срок от двух месяцев. Нам это вполне подходит — и по финансам, и вообще по испытательному сроку. При этом времени у нас для того, чтобы подождать неделю или две пока схлынет ажиотаж, просто нет, мы обязаны прибыть в Сергиеву слободу не позднее шестнадцатого числа.

— У нас есть официальное предписание? — спросил Никлас, отметив как Горчаков отметил интонацией слово «обязаны».

— Нет, но Сергей Сергеевич отправил обер-прокурору в Сергиеву слободу сообщение, что не позднее шестнадцатого числа Бергеры вместе с инспектором Горчаковым будут на месте. Как вы предлагаете, опоздать или связаться с…

— С этим понятно. Так какие еще есть варианты найма? — спросил Никлас, прерывая рассуждения инспектора.

— Супрасльский монастырь. Здесь недалеко, можем съездить посмотреть и…

Горчаков не договорил. В его голосе сквозила некоторая неуверенность и Никлас захотел было расспросить подробнее, но вмешалась Катрин.

— Это же недалеко, да? Сколько туда ехать, полчаса? Поехали, инспектор, по дороге суть предложения расскажете.

Когда вышли из здания биржи, Никлас и Катрин сразу сели в припаркованный черный джи-ваген — казавшийся непроглядно-темным пятном в серости осеннего пейзажа из-за своей матовой раскраски и глухой тонировки. Хромающий Горчаков же сначала направился к расположенному совсем рядом почтовому отделению — телеграфировать в монастырь о скором прибытии. Вернулся инспектор быстро, и прежде чем сесть на заднее сиденье, махнул рукой показывая направление движения. Больше подсказывать не пришлось — после того как Никлас повернул на широкий проспект, указатели на Супрасль на дороге были хорошо заметны.

Пока ехали, Горчаков начал разъяснять посетившую его идею. По мере того как он говорил, Катрин периодически задавала наводящие вопросы. Из объяснений и ответов Горчакова Никлас узнал много интересного. В Танжере на лекциях о таком не говорили совершенно, да и в иных местах он об этой стороне жизни Московской империи никогда не слышал.

Горчаков сейчас рассказывал о том, что на землях под властью Москвы монастыри, как и капища язычников, повсеместно являлись объектами, встроенными в систему оборонных укреплений. Каждый монастырь, помимо прямого назначения, являлся крепостью-форпостом с постоянным гарнизоном.

Кроме этого, помимо постоянного гарнизона войск территориальной обороны, при некоторых монастырях — Супрасльский монастырь был в их числе, существовали отделения Императорского скаутского общества. Организации, где не только воспитывали молодежь из благополучных семей, но и брали на воспитание детей-сирот, а также собирали заблудившихся, потерявшихся в жизни подростков. «Дети Императора» — как таких называли.

Катрин задала вопрос, Горчаков на него прямо не ответил, но по его оговоркам Никласу стало понятно: слухи о том, что эмиссары Империума покупают детей за границей земель Москвы небеспочвенны. Никлас об этом слышал; слышал он и о том, что таких «детей Императора» недоброжелатели Москвы презрительно называли сардукарами.

Упоминать об этом сейчас Никлас не стал — мало ли, как Горчаков отреагирует. Инспектор как раз сейчас уже рассказывал о том, что и в монахи, и в наставники скаутского общества в немалой части идут ветераны легионов. Не нашедшие, или потерявшие семью, либо же в семью возвращавшиеся — если речь шла именно о «детях Императора». Большинство из них не было способны к службе, с годами или ранениями потеряв здоровье и физические кондиции, но при этом опыт их, который они передавали воспитанникам, никуда не терялся.

Постепенно со слов Горчакова перед Никласом выстраивалась картина, что московские монастыри — не только место, где Император кует преданных себе будущих легионеров, при этом давая приют вышедшим в отставку. Получалось, что многие из монастырей являются не только кузницей легионеров, но и научно-исследовательскими центрами, предоставляющим детям и подросткам возможность профессионального обучения, в зависимости от направления территориального отделения скаутского общества. Давая даже возможность — после прохождения службы в легионах и при должной успеваемости, поступления в университеты московских технополисов.