21 км от…

– Стоять, граждане понятые, а то быстро у меня в подозреваемых превратитесь.

Грузчики замерли, однако, чтобы не подцепить заразу, дышать стали пореже.

– Не бздите, мужички, сейчас отрежу каждому по куску, прожарим, и под самогоночку за милую душу пойдет, – обнадежил хирург.

– Мы тебе чего, Робинзоны Крузы, что ли, по пятницам людей жрать?! – ответил начитанный понятой.

– Ты не Круза, а хренуза, – объяснил милиционер. – По пятницам евреи мясо человеческое едят, а не Крузы.

– Евреи не едят по пятницам человечину, они ее вообще не едят, – присоединился к разговору врач, – они по субботам не работают.

– Евреи умные, – согласился милиционер. – У нас в ателье один портной был, мне китель сшил. Я в нем десять лет ходил, а он как новенький. Влитой. Жалко, форму сменили, а то бы и сейчас ходил. Сносу не было. Теперь в Израиле живет.

– Да, утекают из страны мозги, – поддакнул начитанный понятой.

Все замолкли. Лыкин застонал, открыл глаза, потом снова закрыл.

– Да хрен с ними, с евреями, а у этого, может, и не рак вовсе, – сменил тему другой понятой.

– Может, и не рак, – согласился хирург.

– Раки они с пивом хороши, – вступил очнувшийся Лыкин, – холодненьким. «Жигулевским». По двадцать две копейки за кружку. В хорошей компании. С лещом или вяленой щучкой.

Все вздохнули, вспомнив времена социализма. Глаза подобрели, повлажнели.

– Да ты садись, мужик, чего лежать, – предложил Палыч, – в ногах правды нету.

Врач спрятал за спину скальпель.

– А мы тебя разрезать хотели, – не к месту брякнул начитанный понятой.

Врач поглядел на него с укоризной и покачал головой. Другой понятой покрутил у виска пальцем и присвистнул.

Милиционер приложил руку к фуражке:

– Извините, гражданин, ошибка вкралась. Мы предполагали, что вы евреев по пятницам едите, а у нас, сами понимаете, с этим делом строго, в Европейский союз и ВТО вступаем, потому что стране деньги нужны.

– В куда вступаем? – не понял Лыкин.

– В Европу, - продвинулся на передний план другой понятой, стоявший до этого подальше и молча. – Ты, мужик, не суетись. Сейчас тебе доктор пятьдесят граммов ректификату даст, и ты быстренько придешь в себя.

Доктор действительно плеснул в протянутый граненый стакан спирту и передал Лыкину. Тот, повинуясь условному рефлексу, выдохнул в сторону, заглотнул содержимое и еще раз выдохнул.

– Вступали в Европу, а вступили в говно, – подытожил он. – Знакомая история. У нас всегда так. А ректификат у вас хороший.

Народ дружно закивал.

– То, что от социализма осталось, просвистели демократы первой волны, которые нас от социализма, как детей малых от сиськи, оторвали, а то, что в долг назанимали во всемирных и прочих банках, разворовали демократы, пришедшие им на смену, – подытожил доктор, с горя хлебанувший спирт прямо из бутыли.

Приняли и милиционер с понятыми.

– Теперь, конечно, пива много стало, – вернулся к началу разговора милиционер, – однако мы его на Родину менять не договаривались.

– Не договаривались, – подтвердили все, включая Лыкина.

– Так что, гражданин, раку у вас нет, самогонки тоже, поэтому можете быть свободны, - подытожил милиционер.

– Благодарю за внимание, – ни к селу ни к городу ответил Лыкин.

Понятые разочарованно опустили стаканы и головы. Уважение к блюстителю порядка начало падать. Он чутким профессиональным ухом почувствовал это и перехватил инициативу:

– Однако проверить вас мы все же должны. Предъявите ваши документы.

Лыкин опешил:

– Какие документы, я голый?! У меня одна простыня и больше ничего нету.

Понятые оживились.

– А я, Палыч, видел по телевизору, показывали террориста. На нем, как и на этом, тоже простыня была, а под ней гранатомет РПГ и «калаш» с тремя рожками, – доложил начитанный.

– Разберемся. – Милиционер опять был в центре внимания и уважения. – Попрошу ваши документы, гражданин. – Голос блюстителя стал железен, вежлив и нарочито четок.

– Вы чего, мужики, – не понимал ситуации Лыкин, – мы же только что пили вместе!

– А ты мне не тыкай, – продолжал Палыч, – я с тобой гусей не пас.

– Товарищ старшина, что же это такое? – воззвал к здравому смыслу Лыкин.

Но блюститель уже нажал кнопку в своем мозгу, и оттуда, как с магнитофонной ленты, полилось:

– Гусь свинье не товарищ. Паршивая овца все стадо портит. Таких, как ты, надо выметать железной метлой. Выжигать каленым железом. Расстреливать без права переписки. Пока мы тут с такими миндальничаем. Тамбовский волк тебе товарищ.

– А может, у него и рак, – в задумчивости сам с собой дискутировал врач.

– Признавайся, сволочь! – заорал на Лыкина впавший в истерику милиционер и, не дав тому раскрыть рта, треснул дубинкой по голове. Лыкин опять потерял сознание.

Милиционер, не в силах остановиться, колотил ногами основание операционного стола, бил дубинкой сам стол. Понятые начали его успокаивать, он зарыдал, обнял одного из них и, повсхлипывав, затих.

Опять наступила пауза.

В операционную вбежала запыхавшаяся медсестра с двумя авоськами.