21 интервью

Михалков: И это в определенном смысле повлияло на мой импульс, потому что я еще не знал, что это будет за картина. Сценарий мы написали вместе с Рустамом Ибрагимбековым, но рос он вместе с картиной. Меня всегда привлекала такая возможность: создавать атмосферу из того воздуха, который вокруг тебя. Постепенно, постепенно она стала выкристаллизовываться. Там, в Китае, поиск возможностей в создании пространства был неограниченным. Кино – это только рассказанная история по сценарию. Кино – это дыхание, запахи, звуки… Вот так и возникла «Урга». Мы сняли ее за два месяца.

Минчин: Этот фильм вызвал очень много противоречивых откликов. Один из них: что Россия разваливается, Россия тонет, летит в тартарары, а Михалков, значит, снимает о монгольско-китайской жизни. Почему его не интересует то, что сейчас происходит в России?

Михалков: Да Бог с ними! Если они не понимают, что жизнь этого шофера, которого играет Гостюхин, и есть жизнь России, то что тут объяснять? Да и вообще: кто это имеет право говорить «почему он?..»! Да потому!!!

Минчин: Что вы думаете об американском кино?

Михалков: Это великое кино, кинематографическая держава. Американское кино имело огромное влияние на мировой кинематограф, в том числе на наш, особенно в тридцатые годы. А сейчас оно имеет влияние скорее печальное, пагубное, осколки американских фильмов пытаются перенести на нашу почву: это убого, ущербно, не талантливо. И американское кино, к сожалению, само себя выедает.

Минчин: О российском кино?

Михалков: Сейчас просто кризис, серьезный кризис. Практически ситуация ведь не изменилась: были бездарные картины, которые воспевали советскую власть, теперь те же бездарные режиссеры ее хают и воспевают что-то другое. Ошибочная надежда – дайте свободу и я вам такое создам! Разница только в том, что раньше среди бездарных были и талантливые, которым государство тоже давало деньги на их кино, а теперь им взять деньги не у кого, почти не у кого.

Английское кино, наверное, самое устойчивое, потому что оно консервативное. И английская актерская школа все-таки в мире – после русской школы – самая сильная.

Минчин: Русское кино, оно еще существует? Я слышал, что на «Мосфильме» в прошлом году вышло 5–7 фильмов, на «Горького» и того меньше.

Михалков: Я думаю, пока все это катится сильно вниз. Но, достигнув дна, оттолкнувшись, пойдет наверх. Больше некуда. Нужны деньги, прежде всего деньги, которые не будут требовать отдавать. Нужны мощные субсидии! Когда люди, пресытившись количеством приобретенных материальных вещей, захотят, наконец, попытаться приблизиться к какому-то определенному уровню мировой культуры. Или хотя бы подумать о своих детях и внуках. Они уже пресытились всем: машинами, мебелью, магнитофонами, им кажется, что они уже достигли хорошего европейского уровня – и это так. Теперь можно или в каждую комнату поставить два гарнитура – но не встанут! – или дать деньги на некоммерческую картину.

Минчин: Вы говорили о конфронтации, которая существует между ними (истэблишмент) и вами. Относите ли вы себя как-то к тому, что является современным русским кино, или считаете себя стоящим в стороне и делающим свою работу, идущим своим путем?

Михалков: Я делаю свою работу, иду своим путем, но надеюсь, что как раз мой путь и есть русское кино – хочу в это верить.

Минчин: Кого бы вы назвали сегодня лучшими в России?

Михалков: Романа Балаяна, Володю Хотиненко, Сережу Мирошниченко, Панфилова, Кончаловского, Германа, Андрея Эшпая, молодого Тодоровского, есть таланты, есть.

Минчин: Кто вам нравится из американских режиссеров?

Михалков: Наверное, Скорсезе, Майк Николс, Форман, Коппола и Алан Паркер.

Минчин: Что вы сейчас снимаете?

Михалков: «Вспоминая Чехова». Это документальная история, как мы начинаем вспоминать о ком-то, а в общем, плачем о себе. Наша связь с ушедшим заключается не столько в том, чтобы вспоминать кого-то, сколько думать про себя сейчас. И так устроен человек. Это, в общем, тоже чеховская тема. Пока еще не о чем говорить. Фильм должен быть сделан к лету. А также я работаю и должен закончить еще две картины в этом году: о русских художниках и о моей дочери Анне.

С Новым годом, Александр!

23 декабря, 29 декабря 1992, 9 января 1993, Москва, Россия

Интервью с Львом Наврозовым

Минчин: Начнем с убийственно анкетного вопроса: где вы родились, как провели детство, отрочество и юность?

Наврозов: Дайте мне губку, я проведу ею по памяти и сотру все наслоения. Какой дивный палимпсест проступает. Сверхтрущобы? Любовь родителей превратит и сверхтрущобы в чудеса. Я помню, как воспитательница детского сада, с косой, в сарафане – «Обнимет рукой, оплетет косой и, статная, скажет…» – говорила моей матери: «Я просто влюблена в вашего сына».