21 интервью

Михалков: Да, да. Любовь, наверное… Хотя увлечений было много… Из-за одного висел на одной руке на одиннадцатом этаже на балконе в «Доме на набережной»…

Минчин: Что, серьезно?!

Михалков: Лена Щорс – была такая девушка. Там была компания старше меня, неслабая такая: Миша Буденный, Валера Полянский – высокопоставленная компания, элита, дети элиты. Лена Щорс была пикантная девушка, с большой грудью, с серыми бархатистыми глазами. И однажды у нее дома, пытаясь поразить компанию, запел песню Галича: «У лошади была грудная жаба». «А маршал, бедный, мучился от рака, / Но тоже на парады выезжал…». Совершенно забыв, что там был Миша Буденный; в общем, меня тихо вывели оттуда на лестничную площадку и закрыли за мной дверь. А нужно знать, что это был за Дом! Вот тогда я впервые почувствовал, что такое быть оскорбленным. Наверное, происхождение дало себя знать.

Минчин: Но, слава Богу, что вы не произошли из той клоаки: в общем-то, их отцы были убийцами…

Михалков: Я не могу так говорить обо всех. Скажем, Валера Полянский, к сожалению, уже покойный, был моим хорошим другом, да и Миша Буденный незлобный человек.

…Так я позвонил в дверь обратно, открыли, я вошел: они танцевали, я выпил что-то, вышел на балкон и сказал: «А вот это вы можете сделать?». Перелез через балкон на одиннадцатом этаже и повис не наверху, на перилах, а внизу, отпустив одну руку. Мне было четырнадцать лет… И когда они наклонились, чтобы вытащить меня, я абсолютно точно помню, что ужас на их лицах носил совершенно другой характер: что будет, если из «их» квартиры… и так далее. Это не испуг, что человек разобьется, а испуг, что разобьется у нас.

Я не взял их руку, а подтянулся сам обратно, ушел и больше никогда туда не приходил.

Минчин: Вернемся к Анастасии.

Михалков: Я влюбился в нее, посмотрев «Человека-амфибию».

Минчин: Красивая девочка была.

Михалков: Она была очень красивая. Когда я поступил в училище, уже выходил ее «Гамлет» со Смоктуновским. Там была невероятная история… хотя ничего невероятного в ней нету. Я не знаю, любила ли она меня когда-нибудь, как я в нее был влюблен. В тот момент у нее такой был выбор! Такой пасьянс лежал перед ней: Андрей Миронов, царство ему небесное, Кеша Смоктуновский, молодой, после Гамлета, талантливый, великий, обожаемый. Классный набор: она могла снять с полки любого. Именитость ей была не нужна, она сама была дочкой Вертинского. Фамилия Михалков не могла произвести на нее впечатление. Я мучительно был влюблен, мучительно. И мучил ее, наверное, всякими звонками, ревностью. И наступил момент разлада, мы расстались. Я уехал из Москвы на пробы. У нас была близкая подруга, Лена Матвеева, замечательный человек, балерина. Мы с ней, когда я вернулся, пришли на день рождения Вани Дыховичного, а компания там была веселая: Вика Федорова, Полянский, Дыховичный. И туда пришла Настя с Андреем Мироновым. Я сидел наискосок от нее за столом… И дальше я очнулся на лестничной клетке – в поцелуе с ней. Она меня увела оттуда. Дело не в том, кто кого увел, но было ясно, если бы она этого не захотела, никогда бы в жизни ничего не было. Во мне не имелось той силы, обаяния и тех возможностей, которые могли ее сломить. Она ко мне приспустилась, снизошла. Я помню как сейчас ощущение того электричества, которое возникло. Должен сказать, не вдаваясь в подробности, что у Насти мужской ум и мужской характер.

Но до сих пор ужасное чувство вины перед Леной Матвеевой меня мучает. Теперь мне кажется, что она действительно меня любила. Я не понял, не почувствовал этого тогда.

Мы прожили вместе три года, но вместе-вместе – полтора. Известие, что она беременна, меня так обрадовало: теперь «не соскочит», не уйдет. Это подтверждает, как я безумно был влюблен. У нас родился сын. Потом его воспитывала бабушка, ее мама, и мне было мало знакомо ощущение отцовства. Я думал, что, может быть, это наследственное… Но в шестнадцать лет сын пришел ко мне и сказал, что хочет жить со мной.

Минчин: Было ли у вас какое-то удовлетворение от того, что, будучи «последним в забеге» в юности – были Смоктуновский, Миронов и так далее, вы в результате стали самым известным кинорежиссером в мире? То есть были никто, на вас не обращали внимания, а пришли к финишной ленте первым.

Михалков: Нет. Нет… Саша, я понимаю ваш вопрос абсолютно. Быть лучше или быть лучше других – это противоположные вещи. Понимаете? Потому что одно – это гордость, а другое – это гордыня. Во мне не было желания быть «лучше кого-то», а было желание стать лучше, то есть доводить до… Я в определенном смысле перфекционист, то есть довожу все до какого-то уровня, за который не стыдно.

Минчин: Это видно в ваших мизансценах…

Михалков: Хотя, конечно, азарт был. Было ощущение: ну, будешь ты меня помнить! И когда я снял «Пианино», картина довольно известная…

Минчин: Ну уже «Раба любви» вас сделала всемирно известным.