21 интервью

Вернулся я в Москву старшиной 1-й статьи. И сильно пьяным. Нашел в Доме литераторов маму, она с кем-то пила кофе в ресторане и чуть не упала со стула, увидев меня в форме. Потом поехал в Дом кино и там выпил. А потом решил найти Таню. Но телефона ее я не знал, она переехала. Знал я только, что живет она на проспекте Вернадского, в каких-то «цветных», как она писала в письме, домах. Больше я не знал ничего. Я вышел в ночную весеннюю Москву, поймал такси и сказал: «Проспект Вернадского». В машине тут же отрубился. Шутка ли: столько переживаний, выпивок, да еще чуть не сутки в самолете, и разница во времени девять часов. Короче, открываю глаза, таксист спрашивает: «Какой дом?». Я отвечаю: «Налево!». А сам понятия не имею, куда ехать. «Направо, прямо… Стоп!» Выхожу. Точно понимаю, что никогда тут не был. Но дома удивительно такие «веселенькие». Захожу в первый попавшийся подъезд. Утыкаюсь в дверь и звоню. Три часа ночи. Никто не открывает. Упершись головой в стенку, начинаю дремать. Дальше ничего не помню… Проснулся я рядом с Таней в ее маленькой, чистенькой, с криво наклеенными обоями квартирке на первом этаже. Оказывается, ткнув пальцев в первый попавшийся средь тысяч звонок, я пришел именно к ней. И больше, по крайней мере, по сегодняшний день, никогда об этом не жалел. Она родила мне троих замечательных детей и больше не боится чужой кошки, которая, пока я был на флоте, почему-то подстерегала Таню в подъезде и не пускала в ее же собственную квартиру.

Минчин: Потрясающая история. Но о кино… Никита, «Свой среди чужих…» как бы луч света в темном царстве. Луч цвета в темном царстве. Как вы пришли к нему? Он был очень необычен.

Михалков: В этой картине мы как бы доказывали всем, что мы все умеем. Она поэтому так перенасыщена всякими трюками, пластическими поворотами…

Минчин: Как булка из одного изюма.

Михалков: Это был единственный раз в жизни, когда я писал роль для себя. Обычно я никогда этого не делаю и снимаюсь по необходимости. За тобой ничего, тебе нечего бояться сделать хуже. Отстаивать всегда труднее, чем завоевывать. Была легкость, мы ничего не боялись, но получилось – хорошо, а нет – ничего не поделаешь.

Минчин: Откуда видение пришло этот света, цвета, светотеней, перепадов, ярчайших образов – до рельефности?

Михалков: Была команда все-таки хорошая: оператор Паша Лебешев, Саша Адабашьян (потом мы с ним стали писать сценарии). Была команда, которая рисковала.

Минчин: Это был редкий фильм: там не было женщин и не было любви. То есть был мужской игровой состав, что всегда гораздо труднее удержать, и в напряжении, и класс, и уровень фильма.

Михалков: Я снял все за восемь недель. Мы были очень раскованны, верхом на лошадях, драки и прочее.

Минчин: Фильм в чем-то напоминает вестерны Серджио Леоне?

Михалков: Да-да, он оказал на меня определенное влияние.

Минчин: Но вы органично привнесли это на русскую почву, это не было копированием.

Михалков: Я назвал его «истерн»!

Минчин: Это хорошо, очень хорошо. Очень многих актеров вы сделали звездами. Их до этого никто не знал, они были на сцене в театре.

Михалков: Да-да, многие начали свою карьеру с этого фильма.

Минчин: Какой свой фильм вы считаете лучшим?

Михалков: Я не могу так сказать. Потому что для меня это жизнь, жизнь моих друзей. Вы помните, какие были шестидесятые годы? А семидесятые? Разве можно выбрать?

Минчин: Но все-таки и шестидесятые, и семидесятые были лучше, чем то, что сейчас?

Михалков: Чехов сказал замечательно: русские обожают свое прошлое, ненавидят настоящее и боятся будущего. Логично и правда. Тут нужно, видимо, подумать, как изменить и сделать эту формулу более оптимистичной: и почему будущее, которого ты боишься, превращается в ненавидимое настоящее, а потом в обожаемое прошлое.

Минчин: Следующий фильм – «Раба любви». Ретро, в те времена в России никто не делал подобного. У меня впечатление, что на вас итальянский неореализм оказал какое-то свое влияние, и даже не само течение, а то, что они делали. Мне кажется, что вам итальянское кино должно нравиться больше, чем американское, не говоря уже о французском, где больше говорят, чем делают?

Михалков: Может быть, я никогда не задумывался. Но скажу, что на меня большое влияние в «Рабе любви», эстетическое, оказал «Великий Гетсби». Роман и картина. Дело в том, что это тоже был первый фильм «ретро».

Минчин: Но зародили и возродили этот стиль, течение – итальянцы.