21 интервью

Любимов: «Самоубийцу» запретили репетировать еще в начальной стадии. А «Театральный роман» был сделан на две трети, в нем было много «игры» со Сталиным, его воображаемые разговоры с Булгаковым. Это была интересная работа, даже после «Мастера». Мне хотелось смеяться не над МОДТом, а вообще над актерами: и над собой, и над актерами, и над своим театром. Поэтому все работали с интересом, подтрунивали друг над другом, и вытаскивались вещи довольно интересные – из актерских арсеналов: взаимоотношения, психология. У актеров есть страшная болезнь, о ней мало говорят: когда актер много играет, он «заигрывается» и у него стирается грань (он теряет ориентацию) между жизнью и сценой. И тогда он становится изломанным, впадает в манеризм, нарциссоманию, и уже очень трудно что-нибудь с ним сделать и работать. Так что задача этой постановки была сбить театральную спесь. Вообще, конечно, эти работы – и «Высоцкий», и Пушкин, – они поворачивали театр в другую сторону, то есть к более пристальному вниманию, направленному на личность человека и на личность самого исполнителя. У театра появилось как бы второе дыхание (хоть это и банальное выражение), театр считал своим долгом сделать спектакль о Володе Высоцком, воздать ему должное, в этом было какое-то покаяние перед умершим, что его недостаточно ценили, когда он жил. Это была очень сильная травма театру, что спектакль не разрешили. С трудом Андропов позволил сыграть премьеру, я с ним разговаривал по «особому» телефону, который мне давал покойный Капица. Театр был оцеплен двойной цепью, и мало того, что все было по пригласительным билетам, еще и паспорт спрашивали. Я же забыл и билет, и паспорт, и меня не хотели пускать в театр, потом милиция разобралась и все-таки впустила.

Касательно вашего вопроса о «Самоубийце» и «Театральном романе», мне думается, что они приняли решение любым способом меня убрать. Я думаю, это министр Демичев договорился с Гришиным (абсолютно тупой человек, это был орангутан без клетки), вот на этом уровне и решили, – ну, конечно, были замешаны и другие.

Минчин: Ваши отношения с правителями?

Любимов: Никаких особых отношений не было – меня выгоняли, я пользовался возможностью через знакомых, через друзей, благодаря телефону знаменитому, отстаивал, защищал свои спектакли, чтоб их не гробили, чтобы они увидели жизнь. Писал «дарагому важдю» письма, он меня дважды восстанавливал на работе. Касательно того, что Андропов как-то по-особому относился, то об этом, по-моему, уже столько писали! Но все же скажу, когда я попал к нему очень давно на прием, когда были первые неприятности с Театром – кажется, после «Павших», он был тогда секретарем ЦК, – меня удивило, что он очень тепло меня встретил и сказал: «Я благодарен вам как отец». Я не понял: оказывается, я не принял его детей в театр.

Минчин: В Щукинское?

Любимов: В Театр на Таганку пришли поступать, у нас там были наборы, и я не считался с тем, имеет человек театральное образование или нет, все желающие приходили просматриваться, кто хотел в театре работать. И я их не принял, они были очень милые мальчик и девочка – чьи они дети, я не знал. А он был убит как отец, что его дети хотят стать актерами. Вот за это он был мне благодарен: что я спас его детей… Теперь Игорь Андропов карьеру сделал.

С Брежневым лично я никогда не встречался, на дачу к нему не ездил, это все слухи. Только ждал его в театр вместе с кем-то – по-моему, с Никсоном. Они должны были «Гамлет» смотреть или «А зори здесь тихие…», и два вечера я просидел, прождал, а они не пришли.

Минчин: Вы сами очень хорошо умели использовать против «осаждающих» цитаты Ленина, Брежнева и т. д. Как вы относились к источникам?

Любимов: Это просто было средство защиты. Иногда срабатывало. (Улыбается.)

Минчин: Вы дружили с Андроповым?

Любимов(смеется): Нет, я уже объяснял. Я с ним встречался, говорил, он производил впечатление умного человека, грамотного, который в состоянии сам себе написать речь, – живого человека, и отдел у него весь такой живой…

Минчин: Отдел, в плане руководства КГБ?!

Любимов: Нет (смеется), отдел – когда он был в ЦК, а так я с ним только разговаривал по телефону, когда просил за спектакль о Высоцком. Два раза я с ним говорил, и второй раз он мне сказал мрачную фразу: «Вы уж меня поберегите для более важных дел». Я говорю: «Что, понадобится ваша помощь?». Он говорит: «Да, наверное…». Вот в таком духе…

Минчин: Правители – бесы ли они?