2028

— Я не вру! Я говорю правду! Вы меня спросили, и я вам ответил. Поэтому я решил сбежать. Поэтому я пытался вырваться наружу. Я не могу больше оставаться здесь, в этих стенах. Я постоянно ощущаю, как кто-то наблюдает за мной, — отчаянно проговорил Григорий.

— Ты просто сошёл с ума, — заключил Виктор Петрович. — В общем так – изолируем его. Нужно приставить к нему кого-нибудь, чтобы не сбежал.

— Нет! — ещё отчаянней. — Я не уйду в изоляцию!

— А вот это уже не тебе решать, — ответил Виктор Петрович.

— Если вы меня изолируете, тогда я сделаю что-нибудь с собой! Я убью себя! — задребезжал Григорий.

— Григорий, успокойся. Послушай меня, — начала ректор, положив на его плечо руку и стараясь успокоить. — Сейчас ты явно не в себе. Ты встревожен, твой рассудок расшатан. Всё это вследствие пережитых событий последних лет. Понимаешь? Всё, что ты пережил, тем более в последние дни, когда каждый из нас сейчас не чувствует себя в безопасности, – оказывает влияние на твою психику. Тебе нужно просто успокоиться и прийти в себя. Никто не будет изолировать тебя ото всех в том смысле, в котором ты это представил. Просто освободим тебя от трудовых обязанностей, дадим больше свободного времени, ты сможешь отдохнуть. Это будет благоприятно для тебя же, для твоего здоровья.

Григорий посмотрел на неё, как-то жалобно, от чего у меня к горлу подступил ком.

— Почему вы не хотите мне верить? Неужели вы их не видите? Вам не снятся кошмары? Вы ничего не чувствуете, что ли? — Он посмотрел на каждого, и его ищущий взгляд остановился на мне. Его глаза искали поддержку. Григорий смотрел на меня, видимо, вспомнив мои слова у дверей. На миг его глаза загорелись надеждой от того, что я сейчас скажу те же самые слова, которые я произнёс тогда. Но прождав слишком долго и не услышав их, Григорий сказал: — Ты же сам мне сказал, что видел что-то. Что-то необычное.

На мгновение образовалась тишина. Все: и ректор, и Андрей, и тем более Виктор Петрович пристально глядели на меня. Под их вниманием мне стало неуютно. Что мне сейчас сказать? Правду? Что я тоже видел живую тень, от которой кровь стыла в моих жилах? Встать в одну позицию с Григорием, и тем самым повесить на себя клеймо ещё одного сумасшедшего? С другой стороны, где уверенность в том, что взору моему было явлено что-то действительное, правдоподобное, а что это не сформированный воспалённым воображением мираж? Я не знал этого, и потому не решился рисковать.

— Не понимаю, о чём ты говоришь… — сказал я тихо, стараясь отвести глаза в сторону, не смотреть на Григория. Но я всё равно ощутил его разочарование. Ощутил своей кожей, что ли.

Виктор Петрович посмотрел на студента и сказал:

— Похоже, ты единственный, кто связан с какой-то мутью. Тебе что-то привиделось, и ты решил устроить балаган, раскачивая умы и будоража всем нервы. Сейчас подобное недопустимо. А посему тебя отправят на бессрочную изоляцию, пока вся неадекватность не выветрится из твоей головы.

Эти слова звучали будто приговор. Словно преступника, чья вина толком и полностью не была доказана, отправляли на казнь, и шанса на справедливость больше не оставалось. Григорий не ответил, лишь молча уткнул глаза в пол да так и сидел на стуле. Ректор сочувственно вздохнула, а Андрей посмотрел на меня. В его глазах я увидел какой-то укор, но в то же время и понимание того, почему я решил промолчать.

— Куда тебя отправить – мы решим чуть позже. А пока – посидишь здесь под присмотром Андрея, — заключил Виктор Петрович. — И надеюсь, что ты не учинишь ещё какую-нибудь глупость. Поверь, сейчас нам это ой как не нужно! Посиди, подумай. Ректор права – это не совсем изоляция. Ты будешь на какое-то время отстранён от всех работ и лишних контактов с остальными. Думаю, никто сейчас здесь не против.

Все промолчали, тем самым выражая своё согласие.

— Вот и славно. Думаю, мы закончили. А ты, Павел, возвращайся на пост. Твоя смена ещё не окончена.

На стене было холодно. Промёрзлый ветер проникал под одежду и нещадно кусал за кожу. Я поёжился, обнимая себя руками, потирая по локтям и звонко выдыхая через респиратор. Находясь возле столба, на котором был закреплён горящий факел, я не ощущал тепла.

А может, мне было холодно не из-за ветра, а из-за отсутствия совести? Я вновь, уже какой по счёту раз вспоминаю тот разговор в караулке. Это был настоящий допрос, который смог бы сломать кого угодно. Виктор Петрович был жёсток, прямолинеен, и его слово способно решать судьбы многих. Он пользовался большим авторитетом среди высшего звена, и практически полностью организовывал всю нашу жизнь в этих стенах. Да, формально главенствующее место занимала ректор, но последнее слово всегда было за старым охранником. Одни его уважали и восхищались им, а другие боялись и в тайне недолюбливали.