Одержимые – так они зовутся, прислужницы единорогов, их первая линия обороны. Не смотря на увечья, быстрые, сильные, живучие, словно тараканы и абсолютно не чувствительные к боли.
Первая из них, выбежав из-за спин застывших воинов, получив файербол, вспыхнула ярким пламенем. Я поднырнул ей под руку, подсекая ноги. Подсечь не получилось, чудо-оружие под моими бафами почти удвоившее свою убойную силу, отсекло их напрочь, а подскочивший Калян, опустив ей на хребет свою секиру, навсегда прекратил ее мучения. Так дальше и пошло: файербол, взмах Резака или секиры и очередное обездвиженное тело валится в пыль. На десятой одержимой я стал наглеть, просто ударив следующую нападающую, сверху вниз, наискосок, желая развалить ее одним ударом от плеча до пояса. И, естественно, слишком легкое оружие, пройдя половину пути, застряло где-то в районе её позвоночника. Одержимую эта смертельная для любого рана нисколько не смутила и даже не затормозила. Подтащив меня к себе одной рукой, она с такой силой ударила меня головой в лицо, что у нас обоих там что-то подозрительно хрустнуло, затем последовал удар коленом в пах – в этот раз хрустнуло только у меня. На этом бы мой бой и закончился, если бы не сниженный на девяносто процентов болевой порог, а так мне удалось не упасть к ней под ноги в позе эмбриона, а, отскочив назад, упереться ей в грудь ногой и вырвать свой меч. Весь этот кордебалет закончил Калян, подобравшись к ней сбоку и отчекрыжив голову своей секирой. После этого я перестал зарываться, сначала обездвиживая врагов, а уже потом добивая. Тем более, что их становилось все больше, и каждая ошибка могла стать роковой. Еще сильнее ситуацию осложняла пыль. Ноги вязли в ней, мешая двигаться, а в воздух ее поднялось столько, что за два шага от себя стало невозможно что-либо рассмотреть. Кругом потоки пламени, горящие фигуры, бегущие на нас сквозь облака праха, ворочающийся рядом, словно пылевой голем, Горыныч. Горящих фигур становится все больше: вот одна из них вылетает на нас и с двух ног лупит в грудь Каляну, тот, загудев как колокол, валится на землю, на него сверху запрыгивает еще одна одержимая, вознося единственную руку, чтобы вбить забрало шлема внутрь Калянского черепа. Удар и отсеченная рука бессильно падает в пыль, еще один взмах и туда же подает изувеченная голова. И сразу вопль: “Кегли!” пользуюсь тем, что Калян валяется на земле, очерчиваю вокруг себя стремительный круг. Три безногие фигуры валятся в пыль, делая завесу совсем непроглядной.
– Сюда! – вопль Пофига заставляет пошевеливаться: за шкиряк хватаю поднимающегося Каляна и буквально швыряю его в сторону вопля. Прорубаюсь еще через пару тел и вступаю на твердую поверхность. Потоки огня, льющиеся на пыль, спекли ее поверхность в корку, не слишком ровную, но гораздо более удобную для боя. Оплавленный пятачок был диаметром метра в четыре. Мы заняли место в центре, прикрыв мага с двух сторон, спину нам прикрывала туша Горыныча. Вот теперь повоюем! Стоило мне так подумать, как из-за пылевого облака вылетела какая-то хреновина, заехавшая мне по лбу. Это оказалась чья-то отрубленная рука. Следующим прилетел шлем, ударив в уже пострадавшую серединную часть тела. Затем метательные снаряды посыпались сплошным потоком. Урона они много не наносили, но жутко мешали отбиваться от наседающих одержимых. Бьющие предметы, то отклоняли удар оружия в сторону, то нарушали равновесие, что с сильно превосходящим по количеству противником, было чревато. Калян прокричал приказ, и Горыныч исторг в ту сторону огонь сразу из всех трех голов. Обстрел затих, зато вдалеке послышался приближающийся вой.
– А вот это очень плохо. Судя по количеству напавших на нас одержимых, тут сейчас минимум два единорога, а то и три, а это...
– ... а это значит, – закончил за меня Пофиг, – минимум пять, шесть сотен, а может и тысяча тварей до двухсотого уровня.
– Нам хана. – прокомментировал наши выводы Калян.
– Есть небольшой шанс, если только сработает, – я подкинул на руке блестящий, красиво огранённый камешек. Горыныч, лови!
Жуткие челюсти с громким клацаньем схлопнулись в воздухе, камешек упал в бездонную утробу адского создания. На пару мгновений он застыл не шевелясь, будто прислушиваясь к происходящему внутри, а затем на педеле слышимости взвыл. Гибкое сплетенное тело в судорогах забилось в пыли. Хитиновый панцирь начал трескаться, из-под него наружу полезли прозрачные, будто наполненные голубым, искрящимся газом, шипы. Головы Калянского питомца прямо на глазах тоже стало ломать и корежить. Защитные пластины сходили со своих мест, надвигаясь друг на друга, освобождая место для моментально выросших рогов. От шипов к рогам побежали дорожки электрических искр, быстро превращаясь в ветвящиеся молнии.