Но вот наступил день, когда птенцы без принуждения покинули гнездо и впервые увидели небо и солнце. Первый их полет был не далее пяти метров от крыльца, до проводов. Взрослые показали каждому, как опуститься на провод. У одного это получилось сразу, другой примерялся раза четыре, отчаянно трепеща еще не привыкшими к полету крылышками (это летать не учат, а остальное показывать надо). Наконец все уселись в рядок, и началось кормление. Кошек во дворе не было, и день для родителей прошел спокойно. Слетки просидели на месте до вечера.
Обычно родители в первые после вылета птенцов дни приводят всех по вечерам домой. А эти против обыкновения остались ночевать на проводах, хотя к ночи заметно посвежело. Белея в темноте грудками, слетки лишь поплотнее придвинулись друг к другу. Обе двери были открыты настежь до полуночи, но птицы, очевидно, не желали больше терять утренние часы: детей надо было кормить как следует.
На рассвете вся семерка была на месте, но днем родители перевели слетков на ветлу, метров за сорок от дома. А еще через день птенцы «домашних» касаток стали неотличимы от вольных. Единая стая еще не образовалась, и касатки словно по именам подзывали то одного, то другого из близнецов, и никаких ошибок, когда за кормом норовил подлететь посторонний, не было.
Пять ночей пустовало гнездо над крыльцом. Но на шестые сутки с утра задождило, ветер разыгрался до урагана, а к вечеру похолодало, как в сентябре, и касатки засветло привели всю пятерку уже окрепших птенцов. Их — в гнездо, сами — по своим любимым присадам: на гвоздь и на рог.
Доверчивость касаток не только в том, что они безбоязненно строят гнезда на виду у людей, но и в том, что даже взрослая птица, волей случая попавшая в руки, не теряет самообладания, словно уверена, что плохого ей не сделают. Одна ласточка, часто летавшая на открытую веранду, после того, как застеклили одну из сторон, не заметила прозрачного препятствия и сильно ударилась о стекло. Ее подобрали без надежды на то, что выживет, положили в коробку на полотенце, поставили в комнате на подоконник. Плохо было птице, она лежала, закрыв глаза, не шевелясь. Утром ее увидели на подоконнике, но выпускать не стали, а начали гадать, чем бы накормить пострадавшую. Поймали муху и только поднесли ее птице, как ласточка сделала два шажка навстречу и вежливо взяла угощение прямо из пальцев. Тогда за мухами принялись гоняться все, а касатка спокойно стояла на подоконнике и ждала. Можно было подумать, что она сызмальства воспитывалась у кого-то на таком же подоконнике.
Утром следующего дня увидели, что ласточка стоит на грядушке кровати совсем в другом углу комнаты. Ее осторожно поймали, вынесли наружу, и сразу с ладони, прощебетав что-то на взлете, птица взмыла в воздух и через несколько мгновений растворилась в мелькании десятка соплеменниц.
В народе доброе отношение к касатке сложилось в глубокой древности. Доверяясь весенней касатке, крестьянин начинал сеять, но никогда не корил ее, даже если яровые всходы гибли от последних заморозков.
Касатка завоевала любовь человека добровольным соседством, миловидностью, приятным щебетом, безвредностью и редкостным миролюбием. У двух других местных ласточек, воронка и береговушки, дерутся взрослые, дерутся между собой птенцы, иногда взрослые соседских птенцов обижают. У них и в гнездах, и на ничейном пространстве могут разыгрываться совсем непривлекательные сцены. Хорошо, что природа, не обойдя их злостью, никому не дала опасного оружия. Воронки, только когда всем очень плохо, могут согревать друг друга своим теплом. В иной обстановке чаще проявляется их враждебность.
У касаток ни драк, ни намеков на серьезную ссору видеть не приходилось. И когда бы ни смотрел, как чинно и смирно сидят в гнезде птенцы, невольно приходит в голову одна и та же мысль: вот бы всем детям, и птичьим, и не птичьим, такое послушание, такое понимание родительского слова! Они дружно раскрывают рты навстречу подлетающим с кормом отцу или матери, но те сами знают, кому отдать муху, помня, в чей клюв сунули добычу в прошлый раз. Поэтому дважды подряд одному и тому же порция достается редко, и никто не считает себя обделенным или обиженным. Выводок подрастает дружно и всегда покидает гнездо разом.
Примерное послушание без намека на строптивость и самовольство сохраняется у слетков все время, пока они пребывают под родительской опекой. Отчуждение, а вернее передача выводка стае, происходит постепенно. Семья распадается, но не окончательно, потому что птенцы из одного гнезда и в стае знают и держатся друг друга. Они помнят свой дом и, если до отлета придется искать от непогоды убежища на ночь, возвратятся к нему.