«С 20 на 21 июня, с пятницы на субботу, по батальону [9-й артиллерийско-пулеметный батальон 68-го Гродненского УР] была объявлена боевая тревога. Доты были буквально завалены снарядами, ящиками с пулеметными лентами, а ездовые Звягин Дмитрий, Зехов и Сергеев все подвозили и подвозили их, спеша на подводах. По тревоге был поднят и комсостав 213-го стрелкового полка [56-й стрелковой дивизии], находившегося на правом фланге 9 ОПБ.
Все в сборе. Готовы. Ждут и не верят. Из памяти всплывают инциденты, стычки с диверсантами и шпиками, от которых становилось не легче. Из головы не выходит настораживающий шум и рокот моторов, отчетливо слышавшихся в последние дни по ту сторону. И это вызывало не страх, а тревогу. Команды “По местам!” и “Матчасть к бою!” выполнены…»312.
То есть тревогу объявили во многих передовых частях 3-й армии, но отметили в донесении почему-то только 345-й стрелковый полк – тот самый, который, согласно плану прикрытия, составлял передовой отряд поддержки погранвойск. А передовые отряды предназначались для противодействия отдельным бандам, то есть, по сути, для предотвращения провокаций. (Хотя лучший способ борьбы с провокациями, по мнению многих военачальников высшего ранга, – не поддаваться на них. Для чего держать войска подальше от границы.)
Хотя о 4-й армии речь будет вестись отдельно, сейчас скажем, что там тоже были извещены о начале войны на следующий день. Только к вечеру 21 июня войну с Германией уже стали называть всего лишь «провокациями немецкой военщины» (почему – тоже отдельный разговор). Известный диверсант полковник И.Г. Старинов 19 июня отправился на учения в Бресте и после встреч в Минске с генералами Павловым, Климовских и Кличем к вечеру 21 июня вместе с коллегой подполковником Колесниковым прибыл в штаб 4-й армии, располагавшийся в городе Кобрин:
«Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков [начальник инженерных войск армии] подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.
Днем 21 июня командный состав дивизий прикрытия округа тоже знал, что завтра будет война. 41-я стрелковая дивизия:
«В 17 часов командир дивизии начал совещание с командирами частей и их заместителями по политчасти. Сначала были заслушаны краткие доклады некоторых командиров о размещении, устройстве и состоянии частей. При этом упоминалось и о настроениях личного состава в связи с упорно державшимися слухами о войне. Основная масса красноармейцев и командиров высказывала недовольство тем, что мы очень многое спускаем фашистам, даже не открываем огня по самолетам и тем самым позволяем им беспрепятственно нарушать государственную границу и летать над нашей территорией.
Затем командир дивизии …перешел к самому главному и злободневному вопросу…
– Я воевал в Первую мировую войну и очень хорошо познал коварство кайзеровской армии. Ну а фашисты, пожалуй, будут еще похлеще. Мы с вами должны быть готовы к самому худшему с их стороны. Думаю, что вы меня понимаете»314.