1941 – Бои местного значения

Старшему сержанту Гаврилову было, пожалуй, проще всего. Он и лейтенанта Иванова дольше всех знал, и повоевать с ним успел. Через тот бой даже в командовании и звании вверх прыгнул, автоброневой взвод принял. Да и потом лейтенант Иванов постоянно вопросики разные подкидывал, тактические ситуации использования брони – причем не только его пушечных броневиков, но и самой разной брони, в том числе трофейной. Подбрасывал, с их осмыслением и решением помогал. Так что за эти пару дней Гаврилов многое понял и осознал совсем по-другому, чем их учили перед войной. И многое из того, что говорил командир и что противоречило, шло вразрез со всем, чему его и остальных специалистов автобронесил учили перед войной, теперь было уже и понятным, и логичным. Броню всю и всегда маскировать, при малейшей возможности окапывать, а если возможности окапывать нет, делать обваловки из мешков с землей, усиливая их подручными средствами? Это теперь и понятно, и логично – чай, не наступаем, а в обороне и дополнительная защита, и маскировка никогда лишними не будут. Связью активно пользоваться? Тоже понятно теперь, когда командир разъяснил и наглядно показал, как это важно и полезно в современной маневренной, быстротечной войне. Использовать каждую единицу бронетехники в соответствии с ее особенностями? И это теперь понятно: легкими танками да броневиками с их тонкой броней не след в лобовые атаки ходить, под немецкие противотанковые средства понапрасну подставляться. Словом, никаких сомнений или неуверенности перед предстоящим боем старший сержант Гаврилов не испытывал, только легкий нервный мандраж и нетерпение – скорей бы все началось…

Капитану Давыдову было значительно сложнее, поскольку к нетерпеливому ожиданию боя примешивалось еще и сильное волнение. Он ведь, хоть и приняли вчера его с его бойцами неплохо, да и лейтенант Иванов уже похвалил пару раз, в этом отряде пока все еще был не своим, «пришлым»: появился совсем недавно, себя пока никак не проявил, в бою вместе с ними не был. Отсюда и волнение – как оно все сложится в новом отряде? Нет, не то чтобы он волновался за слабую подготовку и низкое мастерство своих артиллеристов или свою. Сам он – именно кадровый артиллерист, после окончания Ленинградского артиллерийского училища и послужить, и повоевать именно в артиллерии успел, Халхин-Гол в полковой артиллерии застал, потом, в Зимней войне, уже командиром расчета тяжелой гаубицы укрепления линии Маннергейма прогрызал. И здесь, в Белоруссии, приняв батарею в отдельном артдивизионе 45-миллиметровых пушек, ни себе, ни своим подчиненным спуску не давал, каждую свободную минуту боевой учебе отводил. Но на войне случайности неизбежны, вот и не хотелось бы, чтобы глупая случайность испортила его первый бой в новом отряде. Да и засада эта… необычная, прямо скажем, засада, и по задачам – несколько боев выдержать, да еще и вражескую технику отбить, по возможности, целой, – и по составу сил и средств. Это, кстати, еще один повод для волнения – командирские таланты и знания своего нового командира он пока мог оценить только со слов других, пусть эти другие и хвалили его на все лады. А как оно на самом деле обстоит, только сегодняшний бой покажет. Хотя, судя по обширным и понятным объяснениям лейтенанта Иванова, вроде все хорошо сложиться должно…

Еще раз бегло просмотрев записи с задачами артиллерии в этой засаде и убедившись, что у него и у его артиллеристов все готово в лучшем виде, Давыдов записи отложил, а потом, чтобы отвлечься от тягостного ожидания, снова вернулся к воспоминаниям о вчерашнем дне и своей первой встрече с лейтенантом Ивановым. Тогда, чуть менее суток назад, все было сложно и категорически печально, как, впрочем, нерадостно было с самого первого дня войны, когда под стремительными ударами немецких войск, обильно подкрепленными мощной артиллерийской и бомбово-штурмовой поддержкой, оборона приграничных рубежей Западного фронта рассыпалась как карточный домик от дуновения ветра. Потому что практически сразу, ранним утром 22 июня, выяснилось – единого командования и управления войсками нет, связи, даже с соседями, тоже практически нет, обстановка непонятна и меняется очень быстро, причем в худшую сторону, что в этих условиях делать, никто не знает. А все попытки старшего командования следовать предвоенным планам и пытаться проводить «мощные контратаки с последующим переходом государственной границы и развитием наступления на вражеской территории» приводят только к бесполезной потере сил и средств и, в конечном счете, к ухудшению обстановки в целом.