1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Глобальность русской революции, ее планетаризация, ничем не остановимая изнутри, притянула к ней все, что не умещалось в амбиции классический Европы. Я бы сказал, что наша революция мировеет всем тем, что натворила от неспособности остановиться! Существенно вот что: исходно неостановленная, с емким запасом нереализованных предальтернатив, накануне почти неминуемой гибели в войне – евразийская громада СССР выходит победителем! Что теперь могло бы ее остановить? Что в целом Мире могло стать альтернативой по отношению к ней, не остановленной в роли победительницы? Ялта? Гигантский плюс в ее сторону. Тогда что?

– А если зайти с сегодняшнего дня?

– Мое предположение: сегодня мы в эпилоге ситуации. Самый трудный пункт: состоялась ли остановка? Где альтернатива?

97. Пробы остановки революции – опыт российских неудач. СССР остался без тираноубийцы

– Понимаешь, важно затронуть неклассическую ситуацию, идущую от России. Которая, с одной стороны, втягивает в себя Азию, а с другой – заново перешагивает европейские пределы. Это русское перешагивание не в последнем счете, но определенно дало Гитлера. Потому что Гитлер тоже своеобразная «революция сверху», в ответ на русскую революцию.

Первый срез во времени классический: где он себя завершает? К концу XIX века в классическом западном варианте проясняется тема альтернативы: остановить революцию не означает утопить в крови, обезглавить уничтожением лидеров, выводом активных сил общества за пределы жизни. Это значит предъявить альтернативу революции как новую норму существования. В Европе это сложилось, поскольку были пространственный задел и временной. Но здесь, в российском пограничье, пошло встречное уплотнение. С одной стороны, альтернатива революции нам не дается. С другой стороны, предальтернативы возникают и исчезают, не доводимые до конца. Неклассическая революция ведет к ужасающей по жертвенности и безумству растрате человеческих существований. Историческое «прежде времени» (свойственное революциям как таковым) здесь добавочно уплотняется в сжатые сроки.

– Ну а конкретно в данном случае, погибшая альтернатива для тебя – НЭП?

– Конечно, и НЭП, и 1934-й, и первые послевоенные годы. Что такое НЭП, не превратившийся в «нэповскую Россию»? Вся эта конструкция может быть целиком поднята на свет, как топографическую карту поднимают, с помощью одного «Чевенгура» Платонова. Или 1934 год, первая оттепель. Сталинское умиротворение, которое перейдет в большой террор 1937-го, поскольку не доросло до нормирующего себя политического строя. Хотя тот, казалось, был на пороге многого, включая конституцию 1936 года. Не распознав альтернативного, что приближалось, не понять и террора.

Бухарин попытался было очеловечить сталинский результат, сперва сделав его своим, – иначе не очеловечишь. Не очеловечив, не сделаешь антифашистским – и на этом все завязалось. Квадратура круга не его одного: левые Запада и Бухарин в этом смысле одно и то же. Что стояло перед человеком, который ощущал неприемлемость всего, что мы условно зовем «сталинским режимом»? Бухарин, заметь, не принял каменевского[92]: «пусть меня забудут»! Не мог по натуре. Он наивно мыслит себя другим. Такой человек, если заведомо не может вести борьбу в формах легальной оппозиции, поставлен перед выбором: либо подполье, насилие, террор, либо полная капитуляция и разоружение. Для Бухарина не возможно ни то ни другое. В СССР не нашлось тираноубийцы! Сравни с Германией, где идет упорная подготовка покушений на Гитлера. Заговор тянется из года в год. И притом, что в него вовлечена значительная часть немецкого генералитета, никто не предал другого.

98. Сценарий термидора. Его неприменимость к России. Ленин, Сталин и управляемая Смута

– Классический цикл остановки революции хрестоматиен: Французская революция, Термидор, наполеоновские завоевания и национальные войны. Но чем кончается классический вариант? Поражение Франции, разгром Наполеона, остров Святой Елены… А в России все иначе. До XIX века все на Руси шло известным способом: перемешиванием человеческих слоев под властью самозванцев. Самозванство играло большую роль в русской истории. В XIX веке оно, казалось, отступило на периферию, как вдруг явился Распутин в конце. Что, между прочим, любопытно и в чем-то подобно появлению Ельцина в конце СССР.

В русском XIX веке нечто изнутри России рвалось к Европе, но не могло себя провести в общество. Не может реализоваться как общество, но ломится в него всей силой, понимаешь? Тогда процесс развернулся обратно. Вдогонку за нереализованным обществом ринулась власть. Она и монополизирует революцию. Здесь ей откроется ее новый ресурс.