1917. Неостановленная революция. Сто лет в ста фрагментах. Разговоры с Глебом Павловским

Сталин, не читавший Зигмунда Фрейда, утилизировал свойства подсознательного в человеке. Подсознательное – это же не утробное животное начало, а начало активное. Обращение Сталина к его источникам прослеживается в формах речевого поведения, в риторике, которую тот насаждал – и насадил с успехом. Конечно, русская революция, перевернув социальные пласты, все переставила местами, но и лично Сталин добился немалого. Он так изменил русские речевые навыки, что это проявляется по сей день.

– Язык превратили в суконный неиндивидуализированный «канцелярит».

– Да, но сталинский канцелярит умеет индивидуализироваться, по-прежнему исключая личность говорящего. Советская индивидуализация шла в пределах добровольно-принудительной общности. Жизненные отправления приурочивались к историческим сверхзадачам. Формы принуждения известны, их описать легко, а формы добровольности требуют очень пристального исследования. Но за вычетом добровольности тоталитаризм непонятен ни в русском прецеденте, ни у эпигонов. Даже в чудовищных полпотовских формах повсюду есть компонент добровольности.

71. Три признака тоталитаризма

– Определи тоталитаризм, как если бы ты писал для БСЭ (Большой советской энциклопедии. – Г. П.).

– Мои три признака тоталитаризма. Первый: нереализуемое человечество придает режимам, выросшим вокруг этой программы, миродержавный характер в страновых границах. При неукротимом стремлении их к экспансии, причем особого рода – экспансии под знаком античеловечества.

Второе. Всеобъемлющее распорядительство судьбами делает всякого, кто является объектом власти, ее агентом и соучастником. Не субъектом, а агентом! И не простым исполнителем, а лично приобщенным к распорядительству. Людей раскалывают по признаку соучастия в распоряжении одних другими. Общество вытесняется гибкой иерархией помыкания жизнью друг друга.

И третий момент – подсознание! Тоталитаризм XX века, оперируя инструментами речевого поведения и символами сознания, искусно мобилизует подсознание человека. Инстинкты человека политически утилизируются и вводятся в тоталитарную технику.

Рассмотрев три этих признака (не говоря о других, функциональных), мы имеем основание сказать, что тоталитаризм, с учетом его предтеч, наиболее мощный импульс получил от России в XX веке. Наш тоталитаризм самый жизнеспособный.

72. Власть неисполнимых программ. Застревание мировой революции в России. Российское отечество тоталитарности

– Наиболее жизнеспособный тоталитаризм – значит, у него есть чисто русская почва?

– Конечно. Почва миродержавия и почва рабства приобщенных к власти.

– Что это: готовность сознания принять владычество одного человека над судьбами других?

– Да, но спроси почему? Власть всякий раз берется за заведомо неисполнимую программу и выполняет ее ценой безмерного расточительства человеческими жизнями. Рассмотри под этим углом зрения ряд от Ивана IV и Петра Великого с их эпигонами до Октября 1917 года.

При Иване удачливое удельное княжество опрокидывается в гигантскую державу, присвоив территорию экспансии, покидаемую монгольским нашествием. Внутренняя структура Московии, к такому не подготовленная, реорганизуется во власть по понятному ей признаку: государева двора с холопами. Таким любопытнейшим образом она выбрала в себя разноплемённые территории. Холопское «микро», опрокинутое в «макрохолопство», ведет к всероссийскому охолопливанию. К насаждению особого державного рабства в колоссальнейших масштабах. Второй раз, при Петре, появляется программа вписывания этой несведенной воедино России – в Европу как Мир. Где колониальная экспансия европейского эталона стала средством собирания воедино доставшейся царю послесмутной державы.

Наконец, наш случай, Октябрь 1917-го. Идея мировой революции «застревает» на территории России. Нереализуемая, она создает аппарат, направленный на ее реализацию, втянув в себя множественные мотивы. Частью добровольно, частью принудительно люди втягиваются в исполнение заведомо неосуществимой программы.

Всякий раз ты встречаешь неисполнимую программу! Всякий раз ее внедрение в России «требует» крайней безжалостности, и вместе с тем – новой технологии вовлечения в нее самой жертвы. Результатом стала российская тоталитарная модель. Она не может существовать, не питаясь экстремальными ситуациями. Объективными, когда те налицо, либо ею же создаваемыми – последнее все чаще и регулярней. Впитывая в себя застрявшие экстремальные ситуации, Россия возвращает их Миру, но уже в виде ему навязанных ею.

73. Вовлечение людей в подавляющее их большинство. Атомы власти. Миродержавие