1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Но эту пророческую мысль Ленин соединил с новым состоянием западного капитализма (империализма) и раскрыл то, что было массовым предчувствием, даже не только в России, а и почти во всех крестьянских цивилизациях — синтез социальных и национальных ценностей. Всем крестьянским странам угрожала судьба периферийного капитализма. Поэтому проект буржуазно-либеральной революции в России после демонтажа монархии наткнулся на мировоззренческую основу большинства населения. На этот тупик указывал российским либералам Вебер.

В послевоенный период советское обществоведение, вернувшееся в лоно истмата, отошло от методологии науки становления и нелинейной парадигмы. Система образования даже не могла объяснить, в чем же была инновация Ленина. Т. Шанин писал в своей книге 1986 г.: «Стыдливость, которую испытывают сегодняшние коммунисты из-за непоследовательности Ленина, оставляет в стороне его наиболее ценное качество как лидера — таланта думать по-новому, мужество менять и способность убеждать или подталкивать сторонников всеми доступными способами».249

Если детализировать движение процесса революций, можно разглядеть борьбу и взаимодействие нескольких инноваций разного калибра в разных направлениях. Какой-то вектор по главным признакам представляется господствующим, вокруг его социального ядра складывается коалиция. Такова была Февральская революция 1917 г. в России: ее харизматические вожди — либералы, цвет русской интеллигенции, их с 1905 г. консультировал Вебер. Более того, либералов поддержали марксисты-социалисты (меньшевики и эсеры), философы и ученые, иерархи церкви и верхушка Запада.

Эта революция, казалось, легко победила отработавший режим Романовых: монархия низложена, империя распущена, полиция ликвидирована и узники выходят из тюрем. В поэме Маяковского адъютант рассказывает, как встречала толпа Керенского, — «сама на руках носила!». Народ ликует. Харизматический вождь вводит зачатки демократии, ждет Учредительного собрания (из принципа непредрешенчества дальше сам не идет). Уволены половина генералов, чиновники-взяточники заменяются прогрессивными образованными людьми, учреждаются новые институты (например, Советы солдатских и рабочих депутатов), готовятся конституции, целых две.

Но почти очевидно, что процесс реализации проекта Февральской революции быстро вышел из-под контроля Временного правительства и превратился в форму инноваций большевиков. Пройдут два месяца после мятежа Корнилова, — и большевики въедут во власть на шее Февральской революции, используя ее энергию. «Дети Февраля» даже не поняли, как это получилось — если бы поняли, не устраивали бы Гражданскую войну. Механистическое мышление коалиции Февраля привело к национальной трагедии. Элита не стерпела «бунта толпы хамов».

П.А. Сорокин, автор труда «Социология революции», писал в 1944 г.: «Гражданские войны возникали от быстрого и коренного изменения высших ценностей в одной части данного общества, тогда как другая либо не принимала перемены, либо двигалась в противоположном направлении. Фактически все гражданские войны в прошлом происходили от резкого несоответствия высших ценностей у революционеров и контрреволюционеров. От гражданских войн Египта и Персии до недавних событий в России и Испании история подтверждает справедливость этого положения».250

Мощный мотив союза рабочих и крестьян, которому открылся путь к справедливой жизни в России, независимой от иностранного капитализма — как они понимали. Надо к тому же учесть, что за 3-4 месяца в партию большевиков вступили 90% членов, которые не занимались политучебой и не читали Ленина и тем более Маркса. Они только могли приложить образ своих самых главных чаяний и угроз к главным элементам программ всех политических партий, — и определились, иногда поблуждав.

В результате успех Февральской революции был сметен гораздо более мощной волной советской революции. Движущей силой ее был культурно-исторический тип, который стал складываться до 1917 года, но оформился и получил имя уже как «советский человек» после Гражданской войны.

Образ советского будущего вырабатывался в полемике с другими, антисоветскими проектами, которые разделили тогда общество — консервативного, буржуазно-либерального и ортодоксального марксистского. Это была поучительная война альтернативных «образов будущего».